Тень ивы

Не одеваясь, не отлучаясь в ванную, что само по себе сковывало Жнеца, они продолжали странный и длинный любовный обряд. Она облизывала его, отпрянувшего от ее лона, как кошка облизывает котенка с санитарной целью. А вместе с тем это было началом следующего соединения, потому что он предоставлял ей себя, а она, не торопя его, ничем не понуждая его к продолжению, деликатно подводила его к горячему желанию, ищущему в ней разрядки.

Потом стало темно и вместе с тем темно не стало.

Потому что одним из сопровождений их телесных удовольствий был свет, возникший по углам пространства, в котором они обнимали друг друга. Свет менял оттенки, наплывая от дали к ним, усиливался и тем ярче блистал, чем более яркими были их ощущения в этот момент. Словно бы позволяя Косте и Роксане видеть подробности причудливых сексуальных композиций, составленных их телами, и принуждая не останавливаться в поиске все более и более искусных и возбуждающих сочетаний.

Отвечая себе на вопрос, почему Роксана стала, по существу, инициатором их сближения, Жнец сначала решил, что это способ ответить на какую-то обиду ее мужу.

Про мужа было известно, что он человек на спортивной ниве весьма состоятельный, родители его живут в Германии, где отец владеет вполне успешным бизнесом в сфере промышленного дизайна, и что они очень ждут, когда Роксана с мужем Михаилом по фамилии Пиднель переедут к Пиднелям-старшим.

Поначалу, когда он смотрел на нее, когда можно стало смотреть не отрываясь, разглядывать досыта, не боясь вызвать неудовольствие, его удивляла одна вещь. Она говорила или слушала с тем выражением лица, какое бывает, когда человек думает о чем-то другом. Может, о ком-то другом. В ее повадке, движениях была непринадлежность кому-то одному, этому месту, этим обстоятельствам – так тогда казалось

Может быть, тоска по Михаилу, этот плакат турнира, который висел на видном месте. Может быть, невозможность уехать в Германию, о которой напоминала коллекция фамильных гербов Северной Германии, заполнявшая еще одну стену комнаты. Коллекцию регулярно пополнял Мишин папа, покупавший их, как сообщила Рокси, за землятресенные деньги на аукционе в Гамбурге.

Но вот муж Михаил приезжал с очередного турнира своей подопечной, очень ненадолго, оставляя след в виде платья или пальто от «Сhanel» или колье «Bvlgari», – он как-то предпочитал эти марки – и тут же Рокси звонила: «Он уехал. Я еду к тебе».

У него дома ей нравилось больше – его дом был, во-первых, большим, во-вторых, полон всяких мелочей, которые Роксана рассматривала часами. Это были рисунки и живопись на стенах, в папках, в багете и без, макеты зданий, голографические модели вроде Люксембургского сада, керамика, мелкая пластика, которую Жнец тоже пробовал покорить. Да что только не хранило там следов увлечений Кости: расписные шторы из дорогущего шелка, лазерный проектор с разработанной единственной объемной инсталляцией – рощи с шумящей листвой, вывески, куски витражей, объемное цветное стекло.

– Хохол, – говорила про него Роксана, хотя он числил себя за потомка казацкого рода, – съесть не съел, но все надкусил.

Правда!

Ей нравилось, когда он заводил в большом холле второго, и последнего этажа своего дома это лазерное представление с шумящими деревьями: в темноте возникали деревья одно за другим, сначала маленькими тонкими прутиками, потом наливались, тучнели, росли, несколько более зеленые, чем в природе, возникал ветер, разбрасывая ветви в разные стороны. Тени от длинных ветвей ложились на темные стены, создавая причудливой формы пятна, и тут же их смывали, чтобы создать новые, снова неповторимые. Он смотрел обычно именно на тени, а ей нравилась именно роща, которая, постояв не больше минуты в зелени, начинала сбрасывать листву, и скоро только черные стволы лип и красные и желтые плети ив оставались в минуту назад живой роще.

Рокси прижималась к нему еще ближе и говорила что-нибудь вроде:

– Такая короткая жизнь.

Или:

– Вот так и с нами.

Костя переживал по поводу того, что у него захламленный дом, в котором «ужи гнездо вили», как говорила приходящая домработница Снежана. Он любил больше бывать с Рокси не дома, а где-то, например, уезжать на катере на водохранилище, – появились такие светские аттракционы. А еще больше – у нее, потому что возле его дома портил настроение торчащий там живым упреком жестокосердию Кости недовольный сносом своего дома пенсионер.

Роксана не то чтобы чуралась общественного внимания – все-таки замужняя женщина, а попросту заметно скучала при большом стечении народа, потому что внимание того же Жнеца рассеивалось, обращалось и к другим.

В общем, чаще всего они любили проводить время вдвоем, чаще всего голыми, чаще всего в обнимку друг с другом.

Ее неприсутствие, выраженное в этом ее взгляде в неведомую даль, как ему показалось, имело нелюбовную почву.