Тень ивы

– Например, – насторожился Жнец.

– К тому, что человек, как животное, может питаться своими экскрементами, чтобы выжить.

– Он заставлял?

– Конечно! И это не самое страшное!

– А что самое страшное?

– Мне одиннадцать лет, я лежу в ванной, он вламывается без стука, говорит: не бойся, Роксана, сейчас проделаем одно упражнение. И начинает меня топить! Надавил на голову и держит под водой. Я захлебываюсь, он меня поднимает, говорит: старайся терпеть, сколько можешь, и снова топит. И когда я уже утонула, я не помню ничего, все, в отключке, он вынимает меня. А когда я едва отдышалась, отец сказал: запомни это состояние, потом его вызывай без воды.

– Зачем?

– Не спрашивай. Это как будто позволяет насытить кровь углекислым газом. Углекислый газ – это главный лекарь. Им дышат горные старцы! Но это неважно, понимаешь, неважно! Он входит в ванную, где лежит девочка-подросток, и начинает ее топить! Это может сделать нормальный человек?!

Жнец обнял ее и, прижав к себе, покачал, как успокаивают ребенка.

– Хотя, ты знаешь, я стала бояться вдыхать лишнего, как он учил. Никакого лишнего кислорода.

– Ты решила жить до ста лет!

– Я решила, что он не застанет меня врасплох, когда начнет душить в следующий раз. И потом, однажды, это меня спасло. Я купалась в море, мы отдыхали с мамой в Крыму. Я запуталась ногами в сети.

– Рыбацкая сеть?

– Нет. Сетка крупнее, она отделяла общий пляж от пляжа какого-то особняка. Подводный заборчик, да? Я распутывала ее, наверное, три минуты. Оказалось, я могу так долго быть под водой.

– Вот видишь, какую он смог принести пользу!

– Стоило тебе это рассказывать! Если ты боишься, я… я сама его убью. Когда я прихожу домой к маме, я иногда вижу его там… Мне труднее сдержаться, чем дать себе волю. Я убила бы его палкой, ножом, из ружья. Я только жалею маму, она дура, она мягкий человек. Он мучает ее, а если я… она еще будет меня за него ненавидеть.

Эта тема все больше выходила на первый план, и вопрос все чаще стоял именно так: если он не может сделать это для Роксаны, она не сможет делать для него цветомузыку. Он уже не считал, что ее желание, мягко говоря, преступно, но у него на первом плане было желание другое.

Разве можно было сравнить с чем-то прежде бывшим цветомузыку? И тем более как-то ее потерять?

Жнец, конечно, чувствовал, что задача не по нему, тем более что Снаряд помочь отказался, а это – единственный из его знакомых, кто хоть как-то мог вывести на исполнителя. Потом-то Жнец понял, что именно эта связка с Снарядом сыграла свою роль в том, что к нему обратила Роксана свою чудовищную просьбу. Да и вообще привязала его к себе.

Но даже если она решила, что он из уголовной среды, все равно получалось, что Рокси не понимает, что такое заказное убийство. Она была под впечатлением от телевизионной, киношной армии киллеров, представленных на экране как самая массовая, призванная временем гражданская специальность. И чем больше Жнец понимал, что с каждым днем его зависимость от Роксаны растет, тем больше прояснялось, что Жнец – далеко не главная ее страсть. Убить отца для Роксаны означало совершить едва ли не главное предназначение жизни. Она, наверное, проделывала это мысленно многие тысячи раз. Разными способами, сама или силами земными и небесными, с помощью бога и дьявола. Может быть, это она и видела, когда ее взгляд сосредотачивался на какой-то дальней невидимой остальным точке? Неприсутствие.

Жнец звонил ей, чтобы сообщить о приезде, и уже по телефону слышал голос, полный слез. Он знал, по какому поводу, он не мог видеть ее слез. «Вот оно, мужское достоинство –у кого есть терпение смотреть на женские слезы, – думал Жнец, – вот тут меряться надо, у кого больше».У него совсем не было, он говорил ей в такие моменты, что позвонит позже. Но она умоляла приехать, и он не мог не ехать, не видеть, не обнять, не поцеловать ее мокрые глаза.

Он подозревал, что ее ненависть к отцу и счастье контактов с уродцем Вовой как-то связаны между собой, и решил, что в сознании его возлюбленной отец несправедливо занимает то место на земле, которое должен занимать обездоленный и безответный ребенок.

Он еще не признался себе в этом, но уже думал, как получше организовать это дело. Он уже был соучастником убийства, обсуждая ее намерение, от которого она – Жнец это знал точно – не отступит. Он понял это в неподходящий момент, когда поздним вечером в ее квартире они лежали в ванне, тесноватой для двоих, в остывающей воде. Дверь в коридор была открыта, туда из ванной падал свет.

Жнецу и Роксане не был виден стоящий у двери высокий мужчина атлетического сложения с бритой головой. Он не выглядел разгоряченным наблюдателем весьма откровенной сцены, он даже и не смотрел в ванную – наклонив голову, он слушал.

– Хорошо, я обещаю, Роксана.

– Что ты обещаешь?

– Обещаю, что разберусь с ним.

– Не надо разбираться. Его надо убить. Ты сможешь.

– Смогу.

– Ты уже обещал.

– Нет, я не обещал.

– Ты говорил, что ты устроишь это.

– Сейчас я говорю тебе: я сделаю это сам.