Тень ивы

По счастью, на этой уральской железнодорожной станции был госпиталь, где уже через 10 минут солдата начали активно оживлять. Наверное, тамошние медики и сейчас считают, что они чудесным образом минимальными средствами вывели солдата из состояния клинической смерти. Но главной причиной оживления Ивхава, или Ивана, как его попросту звали в роте, была, конечно, его природа, которая, собственно, и толкнула его в цементную пропасть, а ранее, например, выволокла на материк с тихоокеанских просторов. Натура, похожая на игрушку «неваляшка». Хотя сам Ивхав считал, что его спас волк, который оказался рядом с бункером и велел ему закрыть глаза и не дышать.

В госпитале Ивхава держали целых два месяца: сначала пульмонология, потом лечили пищевод и желудок, тоже получившие ожоги.

Лечение в госпитале дало неожиданный результат: Иван полюбил молодого доктора Галю. Девушка эта, которую природа словно пылью присыпала для серости, конечно, ни в каком другом месте, кроме госпиталя с солдатиками, и не могла бы почувствовать себя предметом влюбленности, да и этого себе позволить не могла. Иван каждый день во время утреннего обхода видел в ее серых-серых глазах затаенную тревогу – и ясно было: не о нем.

Он пытался спросить:

– Почему такая красивая дама такая грустная?

Но в ответ получил еще более отстраненный, еще более рассеянный взгляд и слова:

– Наберите полную грудь воздуха и не дышите.

Это пожалуйста: Иван мог не дышать столько, сколько хотел. Даже не так: он не хотел так долго не дышать, сколько мог. Она видела в этом патологию – до поры до времени.

Это и впрямь началось у него после бункера.

Он еще несколько раз пытался спросить даму о чем-то, что, на его взгляд, было принято в России. Что было принято в их курильском поселении – он знал: например, что женщин, по-русски лучше называть дамой, чтобы и с возрастом не прогадать, и уважение исполнить.

Галина Аркадьевна на его внимание: «у вас сегодня рот красивый» или «жарко сегодня, а от вас даже потом не пахнет» – не откликалась никак, хотя другие, бывало, смеялись. По-русски Иван говорил своеобразно: не то чтобы звуки произносил неправильно, а скорее, использовал слова из какого-то учебника хорошего тона вроде приложения к журналу «Нива» за 1911 год «Манеры для проявления благородства». Галя решила, что это следствие жизни на острове, где все само по себе: есть же кубинский испанский, сицилийский итальянский, а у нас – сахалинский и курильский русский.

Она замечала, что он постоянно читал, обычно толстые потрепанные романы из больничной библиотеки, дольше всего задержалась на его тумбочке «Роксана» Даниэля Дефо – потому, наверное, что в ней красовалось много иллюстраций с изображением страстной куртизанки.

Но не забавная галантность стала причиной особого расположения к нему Гали. Рядом с ним – голова к голове в палате на 10 коек лежал старший сержант-сверхсрочник Алексей Хрустов, помиравший от какой-то неведомой хвори. Он был желтым настолько, что даже Иван рядом с ним был чистый снежок, а по худобе и сравнивать нечего. Иван – среднего роста, мускулистый, худой, но настолько, чтобы под кожей мышцы читались как дольки мандарина.

Как-то среди ночи Алексей вдруг заревел в голос и потом захрипел, Иван потянулся к нему и увидел в отсвете коридорной лампы, что изо рта у того вылилось что-то темное.

Иван метнулся в коридор.

У дежурного поста увидел знакомый профиль – Галина Аркадьевна дежурила в эту ночь.

– Галя, у Алеши какое-то некрасивое говно изо рта течет.

Галя, стукнув пятерней в дверь дежурной сестры, побежала в палату, Иван заспешил за ней. Подошла и сестра.

Кровать тяжелобольного – на колесах – быстро вывезли в коридор и покатили в реанимацию. Иван увидел заплаканное лицо Гали, приоткрытые веки Алексея.

– Галя, его печенку червь грызет, надо резать, – сказал он Гале, взяв ее за руку. Она впервые взглянула на него, будто и слышала впервые.

– Ложитесь спать, больной.