– Погоди, Игорь. Так не договаривались. Я, во-первых, тебе рассказал, а не всем. Во-вторых, дело прошлое, много таких квартир было, разве он помнит, он не в себе же был.
– Помню, – сказал Славик, и его улыбка стала еще шире, будто сведенная судорогой. И Змеялова помню, и пистолет помню, немецкий, новый пистолет.
– А как он назывался?
– «Макаров». Серега Змеялов сказал: наши пули к нему подходят. Продавали его долго. Рыжье, брюлики, даже ноутбуки разом барыге сдали, а пистолет он не взял.
– И куда дели?
– Погоди, Игорь, чего-то я не пойму, что за допрос ты устраиваешь? – отводя Славика в сторону, сказал Федор. – Какой пистолет, к херам?
– Из которого твоего Ивана убили. Так куда дели?
– Продали. Тот же барыга Штырь к нам через день во двор флэта даму подогнал, она купила. Не торгуясь пятьсот дала.
– А какая из себя?
– Ну, красивая, узбечка вроде. Богатая. Машина – розовый «пежо».
– Слушай, Славик, и ты, Федор. Это важно может быть. Может быть, узнаем, кто его убил, Ивана.
– Значит, ты тоже за него мстишь, правду ищешь? – спросил Федор.
– Вроде ни за кого не мщу, вот ведь дурь! Я фотографию привезу, посмотришь – она или не она. И пистолет этот тоже привезу.
– Посмотрю, – Славик посмотрел на Федора.
– Он если что помнит, то помнит железно, – добавил Федор.
***
Туда и обратно – за вещественными доказательствами и в Поталово – Гарпунов съездил меньше чем за час, поговорил с Принцевыми и получил подтверждение своим предположениям. Тут же он отправился за еще одним кусочком наконец складывающейся картинки разбитого зеркала.
Гражданин сопротивления Семиверстов оставался на своем посту и по-прежнему извлекал возможные плюсы отсутствия хозяина в доме, у которого он организовал бессрочный пикет. Он опять плескался у поливального крана, через изгородь было видно, что Кузьма Егорович организовал стирку и постиранные изделия распластывает на плечах садовых скульптур – Белоснежки и семи гномов. Получалось, что они вышли на прогулку, и кое-кому стало прохладно.
– А вот если Жнец увидел бы вас, он как, озлобился бы?
– А он видел, не однажды, даже здоровался.
– А вы?
– А я не отвечаю. Грош цена его вежливости.
– Вот я о чем хотел спросить. Вы помните, рассказывали про розовую машинку, на которой дама к архитектору приезжала.
– Приезжала.
– А вот 20 июля можете вспомнить: приезжала она или нет?
– Нет, вспомнить, конечно точно не могу. Хотя, 20 июля… В эти числа была она здесь. Знаете, она последние месяцы редко бывала. А вот в середине июля приехала без него. Его дома не было, вот что удивительно. Раньше она без него не приезжала, а тут, смотрю: стоит машина. Я не заметил, как она подъехала. Самолет как раз взлетал, не слышно было, как она подъехала, я увидел, когда она уже дверь открывала.
– Самолет? Спортивный?
– Нет. Большой, пассажирский. Тут ведь аэропорт рядом.
– Времени-то сколько было? Час-то который?
– Не скажу точно. Лето. Ну, около восьми. Но не девять, в девять я телевизор включаю.
– А может быть, она все-таки с ним была, с архитектором. Ну, например, вперед его пропустила, а сама следом шла.
– Нет. Во-первых, я делаю так, что он всегда должен меня видеть, когда возвращается, а я, стало быть, его. Ну и потом, она быстро вышла и дверь за собой закрыла.
– Ну а вас она видела?
– Не знаю. С ней не знакомился. Не будучи представлен, так сказать.
– А через какое время Жнец приехал?
– Не скоро. Уже было темно. Но я вышел из машины, встал поперек дороги, как положено. И ведь, наверное, это одно из последних выражений личного протеста было. Через день он пропал. Я перепугался, но потом сосед сказал: в полиции.
– А чего вы-то перепугались?
– Знаете, он с этими стройками, видимо, с мафией дело имеет. Всякого от них можно ожидать.
– То есть вы крови Жнеца не жаждете?
– Да упаси бог. Если с ним что случится, то какой смысл в моей жизни, подумайте?
Гарпунов согласился. Он за эти дни привык, что человеческое сочувствие можно встретить по самому неожиданному поводу.
Игорь Гарпунов и Михаил Пиднель.
Дуэль на салями.
Прежде чем вернуться к бесперспективным беседам с Жнецом, Игорь прикинул, что заставило его искать и найти оправдание человеку, мнение о котором за время этого дела менялось от нейтрального к неприязненному. Ответ находился малоутешительный: он искал все-таки дурацкой правды, хотя подспудно хотел бы ее не найти. Данные из аэропорта добавили ему уверенности в том, что с Жнеца предъявленные обвинения надо снимать. 20 июля в 20 часов 30 минут, когда Мнвинду уже несколько часов как был убит, над домом Жнеца пролетал самолет, отправившийся в соответствии с летним расписанием в Адлер. Рейс этот отправлялся один раз в неделю по средам, в другие дни самолеты не взлетали. Жнец на этот день алиби не имел, сказал, что работал в мастерской.