Тень ивы

Все эти сравнения с медведями, совами, косулями и, конечно, волками как образцами возвращения к природе смутили бы и махровых «зеленых», а уж для многих из последователей Ивхава просто были символом веры, но не понимания. Тот же Камондиров открыл для себя особое единение Ивхава с животным миром, съездив однажды с ним на конезавод, куда штатного санитара горбольницы позвали на помощь ученые ветеринары. Надо было видеть, как высокопородная кобыла Талова, не подпускавшая к себе в течение трех дней даже личного конюха, упала на передние колени перед Иваном, склонила голову и замерла, едва тот зашел в стойло.

– Зуб, пятый снизу справа, гнойный мешок, – сообщил Иван благоговейно замершим коневодам после недолгого осмотра лошади.

– Может быть вы, Иван Михайлович, инъекцию сделаете ей – надо, чтобы успокоилась, или держите ее, а вот доктор Ухов сделает.

– Не надо, зачем ее держать. Лечите, она будет спокойной.

И кобылу Талову будто подменили: вынесла все процедуры с полным смирением.

Не то Ваня! Месяц его заточения подходил к концу, когда он впервые попросил о еде. И то только потому, что Ивхав к своим обычным ежедневным проповедям о важности победы над всем человеческом в человеке добавил новость: Жанна идет на поправку, скоро он сможет увидеться с матерью.

Кажется, мать была его единственной зацепкой за жизнь. Ко всему остальному человеческому, в том числе курению и героину, Ваня не проявлял никакого интереса с первых дней, когда осознал, что находится в самой настоящей тюрьме, которую и представить себе не мог. Камера заполнялась крысами сразу после переключения освещения в ночной режим – а полностью свет не выключался никогда . Крысы заставляли забираться на кровать с ногами, а потом смиряться и с тем, что твари залезают на постель и ползают по лицу, если лежишь, и копошатся в руках и ногах, если, не выдержав, вскакиваешь и садишься. Первая ночь в этой камере, длившаяся всего несколько часов, научила Ваню абсолютному смирению – он быстро усвоил, что если в чем-то сопротивляется Ивхаву, крысы становятся злыми и агрессивными. Он тогда колотил в дверь, Ивхав открывал, Ваня набрасывался на него, стараясь ударить или расцарапать, Ивхав уходил, и крысы повторяли то, что только что пытался он сделать своему мучителю: после трех демонстраций протеста к утру кисти рук, лодыжки, правая щека Вани были покрыты кровоточащими ранами от зубов злобных тварей.

Он и затих – скорее не от понимания того, почему крысы нападают, а от того, что задевать что-либо руками или ногами стало больно, и он заметил, что ползать они продолжали, а кусать перестали.

Слабо жившая в нем надежда на какое-то будущее основывалась – так же, впрочем, как и у Жанны, на том, что монгол «запал» на Жанну, что делает все это он потому, что Жанна интересует его как женщина.

Ваня думал, что если Жанка выздоровеет и подвернет этому гаду, тот выпустит его, а пока держит, чтобы та точно подвернула. Раз так, ладно, можно ждать – Ваня сможет ее уговорить. Да и если сойдутся надолго – хрен с ним, только надо ее предупредить, какой это живодер, это не Селим Мубаракшин из Оша!

Жанна, тоже сопоставлявшая Ивана с единственным мужчиной в ее жизни, видела, что Ивхав по меньшей мере симпатизирует ей. Что он спокойный, благожелательный, имеющий влияние и, наверное, не бедный, поскольку, хоть и работает санитаром, владеет целым оздоровительным центром. К тому же – живет один, что для нее, лица без гражданства в России, да еще и подследственной, существенно. И если не его интерес к ней как к женщине, то что же еще может заставить постороннего человека заботиться о ее сыне? Он знал о Ване то, что Жанна предпочитала скрывать, – что мальчик баловался наркотиками, причем Ивхав говорил об этом не с ужасом и сочувствием, а со спокойной уверенностью, что его помощь в лечении принесет мальчишке полное избавление от зависимости. Жанна, сама врач, не диагностировала бы привязанность мальчика к наркотикам как зависимость, но не спорила: главное, Ивхав говорил, что лекарств к Ване не применяют, что лечат его душу и это приносит положительный результат.

Если считать, что выздоровление связано с избавлением от балластных веществ в организме, Жанна и Ваня встретились друг с другом полностью выздоровевшими. Настолько, что едва узнали друг друга –месяц заточения на разных этажах городской больницы иссушил их . Когда они, плача, обнялись в смотровой, у Жанны за плечами уже был суд, положительное решение о предоставлении ей гражданства России, а у Вани – признание его выздоровевшим, которое накануне сделал Ивхав.

– Ты сделал, Ваня, свой шаг к зверю, иди к нему ближе и ближе. Помни, что крысы, нападавшие на тебя, – лишь тень человеческих пороков, которые будут тебя окружать снова. И не проклинай крыс. Это существо, самое ближнее к человеку, знаешь? Есть какой-то памятник собаке Павлу, который будто бы принес помощь в изучении человека. Крыса заслужила этот памятник больше. Присмотрись к ней, присмотрись ко всему, что ты считал неправильным, имей увидеть там правильное.