Прошло несколько дней, в течение которых Ваня, все так же молчаливо и угрюмо начинавший утро вместе с Жанной, к середине дня исчезал из бункера и возвращался глубокой ночью. Он залезал к Жанне в кровать, обнимал ее, целовал волосы и руки, говорил, что скоро будет богат, потому что у него есть верный шанс заработать, что они уедут в Крым, где для него верный человек присмотрел дом у самого моря. При этом она знала, что днем он обчистил карманы у нее, трех рабочих, одежда которых висела в гардеробе, и Ивхава, что на деньги, которые он украл, причем не только у них, к вечеру он насобирал на дозу и что вот-вот его обманчивое счастье закончится и все повторится по кругу.
Она имела твердое намерение устроить его в школу, оформить усыновление законным способом, но что толку говорить об этом, если она не могла добиться от него ответа ни на один вопрос, например: где он был эти три месяца? Где он находит наркотик? Ваня не соглашался даже на то, чтобы просто попросить у нее деньги, а не красть их, тем более – у других.
– Не, мам, не. Я сам. Деньги вообще не проблема, скоро у нас будет много денег.
Это вечером, а утром не говорил вообще ничего.
Ивхав закрыл его в клетку после попытки взломать кассу «центра здоровья» – Мнвинду держал кассовый аппарат, как всякий порядочный налогоплательщик. И в последующие двенадцать дней голодания постоянно допускал к мальчику Жанну, которая мерила давление, температуру, осматривала и прослушивала Ваню. Она видела все, самые страшные моменты «ломки», когда мальчик с разбега ударялся лицом в дверь, отчего смотровое окошко омывалось кровью. Она видела его в ступоре, когда разжать его кисть или поднять руку стоило физических усилий из-за окаменелости мышц, в то же время содрогающихся от озноба. Ей стоило огромных усилий останавливать себя, чтобы не упросить Ивхава остановить это заточение, выпустить мальчика. Иногда и просила.
Он холодно выслушивал ее и напоминал, что она дала согласие.
– Мы идем по короткому пути, скоро ему станет лучше.
– Ты знаешь, можно ускорить очищение организма внутривенной инфузией антиоксидантов. Ну, ему можно помочь вывести из организма следы отравления.
– Из головы ему нужно вывести отравление! Иди, смотри на него, следи за ним, убирай за ним, но не делай за него то, что должен сделать он сам! Не становись сообщницей в его убивании себя.
Кусая губы от отчаяния, терзаясь болью, будто это она сидела в клетке, она проклинала Ивхава за его жестокость, называла про себя палачом, но выхода этому отчаянию не находила.
Пережив вместе с Ваней каждую минуту лечения, Жанна получила вознаграждение: мало-помалу Ваня оживал, как будто выходил из тяжелой спячки. На 14 день Ивхав, запрещавший в ходе своего лечения кому бы то ни было разговаривать с пациентом, подозвал ее к дверям в его палату и сказал:
– Поговори с ним. Сейчас время.
Ваня впервые обрадовался ей, даже улыбнулся:
– Мамка, ты меня спасла.
Последующие осень и зиму, когда Жанна сняла квартиру, устроила Ваню в вечернюю школу, а днем он тоже стал работать в центре, она в минуты отчаяния и боли любила вспоминать как подтверждение того, что были и в ее жизни счастливые времена. Глядя на активного, легко берущегося за любую работу Ваню, наблюдая, как он вселял надежду в тех, кто попадал в их лечебницу в нижней точке пристрастия к наркотикам, Жанна испытывала благоговейный трепет ко всему, что делал Ивхав, что он говорил, и к нему самому. Она стыдилась того, что совсем недавно посмеивалась над его самодеятельными теориями, сомневалась в законности этого лечебного промысла и побаивалась, что и ей может грозить суд и тюрьма за то, что она занималась, по существу, незаконной врачебной деятельностью. На смену этим малодушным метаниям пришла уверенность в том, что Ивхав может все, и это всесилие расходует на благо людям, и что не видеть и не понимать этого могут либо люди глубоко безнравственные, либо идиоты.
Важно ли в таком случае – законно или нет то, что он возвращает людей к жизни, прямо говоря – воскрешает их?!
И чем дольше они усердствовали, отыскивая больных, опустившихся людей, излечивая их, тем большее число людей разделяло ее отношение к Ивхаву и его промыслу. Возможно, эта вера до конца ее дней давала бы ей силу, наполняла жизнь смыслом, наконец, просто приносила облегчение, если бы Ваня не пропал снова.
Он вернулся после двух месяцев отсутствия и безуспешных попыток Жанны найти его, в том числе с помощью полиции.
Он выглядел таким же изможденным и безразличным, как и в прошлый раз.
Ивхав настоял, чтобы его заключили в палату сразу, не устраивая разбирательств.
Жанна согласилась, хотя не обошлось без слез.
На седьмой день голодания и «страхотерапии», когда самые страшные симптомы «ломки» были позади, Ваня снова забеспокоился, стал бросаться на дверь, потом колотиться головой о спинку кровати.