– Когда набираешь труппу из любителей, еще и не такое услышишь, – улыбнулся Мэтью. – Пока я знаю лишь, как празднество должно начинаться.
– Китс здесь будет неуместен! – засмеялась я. – Во-первых, он поэт романтической школы, а во-вторых, до его появления на свет осталось двести лет.
Закончив декламировать Китса, Мэтью заключил меня в объятия.
– А искать шатер, скорее всего, придется мне, – встрял Галлоглас, топая вниз по лестнице.
– И еще овец. Или астролябию. Эндимион мог быть как пастухом, так и астрономом, – сказал Мэтью, взвешивая оба варианта.
– Егерь Рудольфа ни за что не расстанется со своими диковинными овцами, – поморщился Галлоглас.
– Вместо астролябии Мэтью вполне сгодится мой компендиум… Кстати, где он?
Чтобы Джек не превратил эту вещицу в свою игрушку, я держала компендиум на каминной доске, задвинув к самой стене. Сейчас там было пусто.
– Энни и Джек показывают компендиум Швабре. Они думают, что эта штучка заколдована.
Только сейчас я заметила три нити: серебряную, золотую и серую. Они тянулись от камина вверх по лестнице. Торопясь поскорее добраться до детей и узнать, в каком состоянии компендиум, я наступила себе на подол. Когда же я наконец добралась до Энни и Джека, нижняя кромка моего подола обзавелась несколькими «фестонами».
Габермель изготовил свой маленький шедевр из серебра и меди. Детишки раскрыли компендиум на манер книги. Его внутренние крылья были полностью распластаны. Рудольф желал, чтобы у меня был прибор, позволяющий следить за движением небесных тел. Однако Габермель превзошел себя. Это механическое чудо состояло из солнечных часов, компаса и устройства, позволяющего вычислять время в разные сезоны года. Более того, в компендиуме имелась хитроумная лунная
– Гляди, Джек, опять крутится, – сказала Энни, глядя на компендиум.
Швабра – кроме Джека, все в доме называли щенка только так – затявкал, возбужденно виляя хвостом. Затявкаешь тут, когда лунная вольвелла начала вращаться сама по себе.
– Спорю на пенни, что эта штука будет крутиться до самого полнолуния, – сказал Джек, плюнул себе на ладонь и протянул руку Энни.
– Никаких споров! – инстинктивно вырвалось у меня.
Я опустилась на корточки рядом с мальчишкой.
– Джек, когда это началось? – спросил Мэтью, отпихивая Швабру.
Джек пожал плечами.
– Это началось, когда вашу игрушку принесли от герра Габермеля, – сообщила Энни.
– А она так крутится весь день или только в определенное время? – спросила я.
– Один или два раза. И компас поворачивается один раз. – Вид у Энни был опечаленный. – Зря я вам сразу не сказала. Эта вещь… магическая. По ощущениям чую.
– Ничего страшного, – улыбнулась я. – Бед этот подарок нам не принес.
Я дотронулась до центра вольвеллы и приказала ей остановиться. Устройство подчинилось. Когда вращение прекратилось, серебряные и золотые нити вокруг компендиума стали медленно растворяться в воздухе. Серая осталась и почти сразу затерялась среди множества других разноцветных нитей, наполнявших наш дом.
– Что все это значит? – спросил Мэтью.
Утихомирив детей, я отняла у них неподобающую игрушку. Я нашла ей новое место – на плоском балдахине нашей кровати.
– Кстати, у многих есть привычка что-то прятать наверху балдахина. Джек перво-наперво сунется туда.
– Нас кто-то разыскивает, – сказала я.
Последовав совету Мэтью, я сняла компендиум с балдахина и теперь искала подарку Габермеля новое место, где бы он не бросался в глаза.
– Разыскивает? В Праге?
Мэтью потянулся за компендиумом и, получив его из моих рук, спрятал под дублет.
– Нет. Во времени, – ответила я мужу.
Мэтью шумно сел на кровать и выругался.
– Это моя вина, – смущенно призналась я. – Я хотела соткать предупреждающее заклинание на случай, если кто-нибудь вздумает украсть компендиум. Словом, хотела, чтобы Джек не вляпался в беду, забавляясь этой игрушкой. Надо все начать сначала и придумать новое заклинание.