– Я люблю тебя, – прошептала я, намеренно опуская руки.
Остальное Мэтью должен был проделать сам. Моя роль в этом процессе начисто исключалась.
Ожидание было настоящей пыткой. Наконец он опустил голову. Мое сердце заколотилось. Потом я услышала протяжный вдох Мэтью.
– Мед. От тебя всегда пахнет медом, – изумленно пробормотал он.
Через мгновение его острые зубы прокусили мне кожу.
В прошлый раз, когда в Сет-Туре я почти заставила обессиленного Мэтью пить мою кровь, он действовал осторожно. Место укуса он смазал несколькими каплями своей крови, чтобы я не ощущала боли. Сейчас все было по-иному. Вскоре кожа онемела от прикосновения губ Мэтью. Он выгнул мне спину, держа меня обеими руками. Я оказалась в воздухе, ожидая, пока он насытится и между нами не останется ничего, кроме любви.
Где-то через полминуты Мэтью остановился и удивленно посмотрел на меня, словно обнаружил нечто неожиданное. Его глаза сделались совсем черными. На короткий миг мне показалось, что бешенство крови вот-вот вырвется на поверхность.
– Все хорошо, любовь моя, – прошептала я.
Мэтью снова приник ко мне и продолжил пить кровь, пока не почувствовал, что ему достаточно. Это длилось чуть больше минуты. Как и в Сет-Туре, он с нежным почтением поцеловал место укуса и застенчиво посмотрел на меня.
– И что ты обнаружил? – спросила я.
– Тебя. Только тебя.
Его застенчивость быстро сменилась любовным голодом. Мэтью принялся меня целовать, и очень скоро наши тела сплелись. Если не считать нашего короткого слияния у стены, у нас почти два месяца не было интимных отношений. Поначалу это вызывало скованность. Мы вспоминали, как двигаться в общем ритме. Мое тело сжималось все плотнее и плотнее. Достаточно было его легкого скольжения внутри меня, крепкого поцелуя, и я бы «улетела».
Но вместо этого Мэтью остановился. Наши глаза встретились. Мы безотрывно смотрели друг на друга. Таким я видела мужа впервые: беззащитным, исполненным надежд, прекрасным и свободным. Сейчас между нами не было никаких тайн, никаких эмоций, сдерживаемых из опасения, что некая сила зашвырнет нас в темные углы, где надежда жить не способна.
– Ты меня чувствуешь? – спросил Мэтью.
Сейчас он был центром спокойствия наших переплетенных тел. Я кивнула. Мэтью улыбнулся и с величайшей осторожностью возобновил движения:
– Диана, я внутри тебя. Я даю тебе жизнь.
Те же слова говорила ему я, когда он пил мою кровь, возвращаясь из пропасти смерти в наш мир. Вряд ли Мэтью тогда их слышал.
Сейчас он двигался во мне, повторяя эти слова как заклинание. То была самая простая и чистая форма магии из всех, что существуют в мире. Мэтью уже был вплетен в мою душу, а теперь мы вплелись друг в друга телами. Мое сердце, постоянно разбивавшееся от каждого печального прикосновения и сострадательного взгляда, впервые за эти месяцы вновь становилось цельным.
Когда наступило утро и солнце неторопливо выплыло из-за горизонта, я дотронулась до переносицы Мэтью:
– Интересно, смогу ли и я когда-нибудь читать твои мысли.
– Ты их уже читаешь, – ответил он, целуя мне кончики пальцев. – Это началось в Оксфорде, когда ты получила фотографию родителей. Тогда ты не осознавала своих действий. Но ты продолжала отвечать на вопросы, которые я не мог задать вслух.
– А можно мне снова попробовать? – спросила я и не слишком удивилась бы, услышав «нет».
– Конечно. Будь ты вампиршой, я бы уже предложил тебе свою кровь, – ответил Мэтью, опуская голову на подушку.
Я сосредоточилась, успокоила мысли и сформулировала простой вопрос: «Как мне узнать сердце Мэтью?»
Между моим сердцем и местом, где у Мэтью, будь он ведьмаком, находился бы третий глаз, замерцала серебристая нить. Она укорачивалась, притягивая меня к этому месту, пока мои губы не прижались к холодной коже Мэтью.
В мою голову хлынула лавина образов и звуков. Они расцветали и гасли, как гроздья фейерверков. Я увидела Джека и Энни, Филиппа и Изабо. Потом появился Галлоглас и целая галерея совершенно незнакомых лиц. В жизни Мэтью эти люди занимали важное место. Потом я увидела Элеонору и Люка. Меня охватила радость победы – это Мэтью сумел разгадать какую-то научную загадку. Я слышала его радостные крики, когда он верхом несся в лес – охотиться и убивать. Увидела я и себя. Я улыбалась Мэтью.
И вдруг я увидела лицо герра Фукса – вампира, встретившегося мне в Еврейском городе. Сердце отчетливо уловило слова: «Мой сын Бенжамен».
Я даже присела на корточки. У меня тряслись губы.
– Что случилось? – насторожился Мэтью.
– Герр Фукс! – Я смотрела на мужа, боясь, что он подумал о худшем. – Я и не подозревала, что это Бенжамен, твой сын.
В Бенжамене не было и намека на бешенство крови.
– Это не твоя вина. Ты ведь не вампирша, а Бенжамен показывает лишь те стороны своей личности, какие хочет показать. – Мэтью пытался меня успокоить. – Я ведь должен был почувствовать его присутствие рядом с тобой. Хотя бы легкий запах. Какой-нибудь намек на то, что он поблизости. Вот откуда у меня появилась мысль, будто ты что-то утаиваешь от меня. Я ошибался. Посмел усомниться в тебе, mon coeur. Прости меня.