Едва этот вопрос мелькнул у меня в мозгу, тонкие желтые и белые нити, соединяющие Келли и манускрипт, изменили свой узор. Вместо обычного переплетения и полотна, где нити одного цвета занимали горизонтальное положение, а нити другого – вертикальное, они свободно вращались вокруг невидимого центра. Это чем-то напоминало ленты, какими перевязывают упакованные подарки. Концы лент всегда свободно болтаются, закручиваясь спиральками. Короткие горизонтальные нити удерживали завитки от соприкосновения. Вся картина была похожа на…
Боясь, что могу выдать свое изумление, я поднесла ладонь ко рту. Я всматривалась в манускрипт. После скольжения по странице у меня на пальцах остался запах плесени. Сильный, будоражащий, похожий на…
– Что-то ты совсем побледнела, mon coeur. Наверное, утомилась, – заботливо произнес он, помогая мне встать. – Пойдем-ка домой.
В этот момент Эдвард Келли дал волю своему неистовству.
– Я слышу их голоса. Они говорят на непонятных мне языках. А вы их слышите? – Алхимик застонал, зажимая себе уши.
– Что ты там болтаешь? – нахмурился Рудольф. – Доктор Гаек, с Эдвардом что-то творится.
– Вы найдете там и свое имя, – продолжал Келли, обращаясь ко мне. Его голос становился все громче. – Я понял это сразу, едва увидел вас.
Я глянула вниз. Закрученные спиралевидные нити связывали с манускриптом и меня. Белые и сиреневые, а не желтые, как у Келли. Мэтью тоже оказался связанным с книгой. Его спиралевидные нити были красными и белыми.
В галерею вошел Галлоглас. Его никто не приглашал. Никто не сообщил о его приходе. Следом ковылял плечистый гвардеец, поддерживая покалеченную руку.
– Лошади готовы, – сказал Галлоглас, кивая в сторону двери.
– Тебе никто не давал позволения являться сюда! – заорал Рудольф. Император был в ярости: сценарий вечера рассыпа́лся у него на глазах. – И тебе, La Diosa, я не позволяю уходить.
Мэтью полностью игнорировал повеления Рудольфа. Он взял меня за руку и повел к двери. Нити манускрипта тянулись за мной, требуя вернуться.
– Мы не можем оставить книгу здесь. Это…
– Я знаю, что это, – угрюмо ответил Мэтью.
– Задержать их! – потребовал Рудольф.
Но гвардейцу со сломанной рукой хватило столкновения с одним рассерженным вампиром. Искушать судьбу, пытаясь задержать Мэтью, он не собирался. Более того, гвардеец вдруг выпучил глаза и грохнулся на пол, потеряв сознание.
Галлоглас набросил мне на плечи плащ. Мы торопливо сбежали по лестнице. Внизу валялись еще двое гвардейцев. Оба были без сознания.
– Вернись и забери книгу! – приказала я Галлогласу.
Проклятый корсет мешал мне дышать и уж никак не предназначался для спринтерского бега по двору.
– Теперь, когда мы знаем, что это за книга, ее тем более нельзя оставлять у Рудольфа.
Мэтью остановился. Его пальцы впились мне в руку.
– Мы не уедем из Праги без манускрипта. Обещаю, я вернусь и заберу его. Но сейчас мы поспешим домой. К моменту моего возвращения дети должны быть собраны и готовы к отъезду.
– Мы, тетушка, сожгли все мосты, – хмуро изрек Галлоглас. – Писториус заперт в Белой башне. Я убил одного караульного и ранил троих. Рудольф позволил себе не то что прикасаться к тебе… он откровенно лапал тебя. У меня есть сильное желание оборвать и его жизнь.
– Галлоглас, ты не понял моих слов. В этой книге содержатся ответы на
– Я понимаю больше, чем ты думаешь, – возразил Галлоглас, бежавший рядом. – Запах этой книги я учуял еще внизу, когда расправлялся с гвардейцами. В книге есть имена мертвых
Глава 32
Через двадцать минут я уже сидела в нашей гостиной у огня, сжимая в руках чашку с травяным чаем. Жарко пылающий камин и горячий чай не помогали. Меня трясло.
– Кому такое могло прийти в голову? Жуть какая!
Подобно большинству манускриптов, «Ашмол-782» был написан на пергаменте особого изготовления – веленевом. Прежде чем стать пергаментом, кожа вымачивалась в извести, удаляющей шерсть и волосы. Затем ее выскабливали, убирая подкожные слои плоти и жира. После этого будущий пергамент снова погружали в известь, чтобы затем натянуть на раму и повторить выскабливание.
Разница заключалась лишь в том, что пергамент для манускрипта был изготовлен не из овечьей, телячьей или козьей кожи, а из кожи демонов, вампиров и ведьм.
– Должно быть, манускрипт служил чем-то вроде летописи, – предположил Мэтью.
Как и я, он пытался совладать с собой после этого страшного открытия.
– Но ведь здесь сотни страниц, – сказала я, отказываясь верить.
Со скольких же демонов, вампиров и ведьм сдирали кожу, чтобы превратить ее в велень для манускрипта? Это была какая-то запредельная жестокость, не укладывающаяся в голове. Я думала, что у меня начисто пропадет сон.