Тень разрастается

– Вот и я не думал, – отрезал куратор. Пожалуй, чересчур резко.

От окна Лиссая послышался радостный вскрик. Мы дружно вздрогнули и посмотрели туда. Оказалось, принц доволен тем, что подобрал под травяной холст идеально сливающийся с ним зеленый оттенок. Зеленое на зеленом… Да. Сразу видно – настоящий художник!

Широкими мазками Лис хлестал по ткани – и под его рукой ничего не значащий цвет оживал, наполнялся энергией бытия…

– А ты совсем не помнишь Кару? – спросила я у Полыни.

– Какую такую кару? Ты про кару небесную? – отозвался куратор, блуждавший где-то в своих мыслях.

– Да нет. Неважно. Что будешь делать с Андрис?

– Сложно сказать. Я не рассчитывал, что к кругу моих забот добавится еще и такая. – Его голос прозвучал слегка растерянно.

Я засмеялась:

– О, вот это чувство я понимаю! Мой конек: жить так, что разница между моими предположениями и реальностью составляет около девяноста процентов!

– Нет, у меня все далеко не так плохо, – категорично возразил Полынь.

Мы долго еще болтали.

Лиссай уже закончил свой травяной холст (интересно, это будет «Зеленая серия»?); солнце вызолотило верхушки сосен, а в гнезде запищали птенцы, когда я зевнула так отчаянно, что чуть не сверзилась с дуба.

– Пора домой, – признала я.

– Однозначно. – Полынь с хрустом потянулся.

Я сползла с дерева и, пошатываясь, побрела сквозь Пятиречье, медленно наливающееся цветом и пением птиц.

– Мне нравится наш «каминный жанр»! – крикнул мне вслед куратор, так и оставшийся сидеть на дубу, будто ворон-переросток.

Я, не оборачиваясь, подняла вверх руки с оттопыренными большими пальцами.

Мне тоже нравится, Полынь.

Эксперимент

В Чернильную галерею этой ночью проникли два вора: блондин и в капюшоне. Следствие пока не может установить, что они украли. Возможно, что и ничего: было бы что брать в этих развалинах!

Газета старинного городка Равейло, что на берегу Шепчущего моря

К тому моменту, как я миновала рощу деревьев ошши (строго на цыпочках, не дыша, чтобы избежать столкновения с крустами), желание поспать таинственным образом испарилось.

Возможно, его забрала с собой вон та малиновка-щебетунья, что выпорхнула из-под куста. Шолоховские птицы – они такие! Все норовят умыкнуть у тебя что-нибудь нематериальное.

В итоге я решила прогуляться до дома пешком. Дорога была долгая, где-то на середине пути мне вздумалось выпить чаю (дабы успокоиться и все же уснуть) – и вот я уже исподволь забираю правее, и еще правее; и по горбатому мостику перебегаю Арген; и ныряю в прохладную арку Кремовых Излишеств; и, наконец, соскальзываю по обтесанным временем ступеням на Морскую площадь…

Я появилась там одновременно с госпожой Пионией.

Ее чайная телега, украшенная живыми цветами, выкатилась вслед за осликом Изергаалем. Смурной Изергааль еле переставлял сонные ноги, и Пиония – миловидная старушка в кружевном чепце – все подбадривала его веселым шепотом.

– Тинави, деточка! – улыбнулась старушка, заприметив мой сиротливый облик. – Ты чего тут делаешь в такую рань?

– Жуть как захотелось липового сбора!

Пиония, дивясь, налила мне стаканчик «с горочкой». Я поблагодарила. И, принимая напиток из ее рук, вдруг дернулась, как от пощечины… Чай вылился на землю.

– С тобой все хорошо, милая? – Пиония заботливо положила ладонь мне на лоб.

Я, едва сдержав визг, судорожно кивнула и сделала шаг назад. Обнаруженная в старушке Пустота сыто оскалилась: а вот с лавочницей – все нехорошо, совсем не хорошо, ибо в ней уже сижу я!

– Госпожа Пиония, вы можете – пожалуйста – ни до кого не дотрагиваться сегодня? Понимаю, звучит глупо, но… – Я определенно не знала, как быть убедительной, не вселяя лишнюю панику.

– А, ты тоже ее чувствуешь? – Старушка блеснула глазами из-за круглых очков. – Какая-то грязь у меня внутри, да?

– Да, – обалдела я. – А вы откуда ее знаете?

– «Ее» я не знаю. – Пиония рассмеялась не по годам звонко и налила мне новый липовый сбор взамен разлитого. – Но я знаю себя. И в последние дни мне ужас как тоскливо, хотя раньше подобного не случалось. Совсем не хочется улыбаться. И у сердца будто ворочается какая-то пакость. Что это еще за новости в вашем королевстве, а, милая?

– Да вот… – протянула я, дуя на солнечно-янтарный чай. – Сами хотим разобраться. Поможете?

Услышав, что вся предполагаемая помощь заключается в том, чтобы пожать руку незнакомому мужчине, Пиония снова развеселилась. Ее серебристый смех действовал утешающе. Разве может быть что-то плохое в мире, где звучит такой добрый смех?

– Ах, Тинави! Ну как же ты выросла! Такая ты у меня умница, красавица! – вдруг заумилялась старушка вместо прощания.

Я зарделась.

– И ответственная!.. Раньше и о себе позаботится не могла, а теперь, смотри, – город лечишь, если не что побольше. Какой хороший выбор, милая!