Тени исчезают в полдень

В это время открылась дверь и вошел Устин Морозов. Вошел, окинул взглядом обоих — Большакова и Смирнова, кисло усмехнулся. Вероятно, он слышал последние слова председателя.

— Что это ты, Устин Акимыч? — спросил Смирнов. — Нездоровится, что ли?

— Извините, коли помешал, — скривил губы Морозов, прошел через весь кабинет, но не сел на стул, а опустился почему-то на корточки, упершись спиной в стену, достал кисет и стал вертеть папиросу. — А насчет здоровья — благодарствуем. Какое теперь здоровье…

Захар глядел на Устина так, словно видел его впервые.

— Распишешь, поди, в газете-то про нас? — спросил Морозов у Смирнова, с трудом вытаскивая толстыми, негнущимися пальцами спичку из коробки. Прикурил. Самокрутка затрещала, словно Устин зажег не папиросу, а свою бороду. — Коровенки, мол, дохнуть в «Рассвете» начали…

— Распишу. Только… про жену твою, про ее молитвенный дом, — сказал Смирнов, ожидая, какое это произведет впечатление.

Но Устин, к его удивлению, отнесся к этим словам совершенно безразлично, даже сказал:

— Валяй покрепче. Она мне самому, холера, все печенки испортила. Дочку, стерва божья, своей заразой заразила.

— А куда ты смотрел? — спросил Смирнов.

— Что я? Я с греха с ней сбился. В карман Варьку, что ли, зашить да с собой таскать?

Наступила пауза, и Захар проговорил, отряхнув прочь все другие думы:

— Ну ладно… Что, Устин, членам правления скажем сейчас?

Морозов молча курил. Черные глаза его смотрели на огонек папиросы холодно, равнодушно.

— Чего скажешь? — произнес он. — У них спросим, посоветуемся.

Поднялся с пола, сел на стул, широко расставив толстые ноги в ватных штанах, и принял свою любимую позу — облокотился о колени и стал смотреть вниз.

В конторе плавали плотные космы дыма. Морозов бросил окурок на пол, наступил на него огромным, тоже черным, домашней катки валенком и растер. Было слышно, как под подошвой валенка перекатываются, словно песок, крупные крошки самосада. Затем открыл дверь в смежную комнату, чтобы выпустить немножко дым, и вернулся на прежнее место. Стул под ним тяжело заскрипел, грозя развалиться.

— Так посоветуемся, говорю, — повторил Морозов. — Хотя, откровенно, не знаю… не вижу, чем поможет этот совет. — Устин зевнул, прикрыл рот и опустил голову. Несколько времени он молча смотрел в пол меж своих колен и добавил: — Я вот, ночами ворочаясь, всю постель истер. Голова колется от дум. А ничего придумать не могу.

В контору зашел с кнутом в руках Андрон Овчинников, подпоясанный домотканой опояской; молча нацедив холодной воды из бачка, долго пил, двигал заросшим кадыком. Вытерев губы рукавом, сдвинул на затылок тяжелую меховую шапку, открыв желтоватый, в синих прожилинах, вспотевший лоб, переступил порог кабинета.

— Одонья за Чертовым ущельем собирать поедем, — сообщил он.

— Там же на прошлой неделе все подобрали, — сказал председатель. — В Пихтовой пади надо посмотреть.

— Бригадир распорядился — за ущелье ехать, — показал Овчинников на Морозова.

— У камышей еще должны быть одонья, — объяснил не спеша Устин. — Мы там стожка четыре ставили. А в Пихтовой пади вы же сами с Егоркой смотрели.

— Сомневаюсь, чтоб были. С осени все подскребли.

Андрон Овчинников сомневался во всем и всегда. Он сомневался когда-то, в молодости, что трактор сильнее коня. Овчинниковы были вечные бедняки. Андрон хорошо помнил еще братьев Меньшиковых и сомневался, что народ справится с кулачеством. Сомневался, когда увидел в небе первый самолет. Даже когда весь колхоз поголовно высыпал смотреть на проплывающий по небу первый спутник, Андрон, почесав в затылке, изрек: «Вот дьяволы! А все ж таки я сомневаюсь».

И кажется, только один раз в жизни Андрон Овчинников сомневался более или менее правильно. Слушая толки о «холодной войне», о том, что она может ненароком перерасти в «горячую», Андрон Овчинников произнес однажды свое любимое слово: «Сомневаюсь» — и тут же пояснил: «Черт дергает Бога за бороду, а сам крестится».

Случившийся поблизости Митька Курганов поинтересовался еще тогда: «Это почему же он крестится, папаша?» — «А ну как вдарят по рогам-то», — ответил Андрон.

— Что ж, пусть едут к Камышовому озеру, — сказал Большаков.

— По пути завернут в Кривую балку. Может, там что найдут, — проговорил Морозов.

Андрон опять направился к бачку с водой. Пока он пил, Захар задумчиво выстукивал пальцами по столу.

— Я думаю так, Устин, — промолвил председатель, — попросим колхозников выручить нас из беды. Для себя хоть и не густо, а каждый накосил сенца мало-мало. Пусть каждый с возик, с полвозика — кто сколь может — привезет к скотным дворам. За колхозом не пропадет. Свою скотину картошкой докормят, отрубями… Найдут чем, если не хватит сена. Вот поговорим с правленцами и попросим. А?

Устин молчал и опять смотрел в пол меж своих колен.

— Все равно некоторые продают… спекулируют сеном. Выждали время, — сдерживаясь, сказал Смирнов.