Теорема сводных (СИ)

Оставшуюся часть дороги мы ехали молча. Подруга не находила правильные слова, а мне не хотелось говорить. Как только Мария-Лу припарковывает машину, я быстро отстегиваю ремень безопасности и выбегаю из машины.

— Лия! — окликает меня подруга, но я уже бегу к дверям больницы. Толкнув их вперед, я вбегаю. Белый свет слепит глаза... Всё тут выглядит стерильно. Даже слишком.

Подбегаю к стойке информации, за которой стоят две медсестры.

— Hallo! — говорю я, и на меня обращают внимание. — К вам сегодня поступил Теодор Гюнтер, может быть, час назад, — тараторю я на немецком. — Где он сейчас?

Девушка говорит о том, чтобы я не волновалась, и всё проверит. Но ее голос какой-то отдаленный. Я всё сильнее слышу шум в ушах, нежели четкие слова людей. Пытаясь отдышаться, я оглядываюсь по сторонам. Ко мне уже подбегает Мария-Лу.

— Ну что?

— Ищут...

— Да, сегодня поступал к нам Теодор Гюнтер, а вы кто ему?

— Я его невеста, — нагло вру я. — Его невеста, да.

Полная девушка, которая со мной общается, в розовой медицинской форме заостряет на мне свои холодные карие глаза.

— Он в реанимации, — говорит та, а я чувствую, как мои ноги подкашиваются.

— Как в реанимации? — спрашиваю я, ощущая, как слезы стекают по моим щекам. Мария-Лу пытается помять мне плечи, чтобы я расслабилась, но я не чувствую какого-то расслабления. Только саднящую боль в груди. — Что с ним?

— У него сильное сотрясение, осколочные ранения на лице и повреждена рука.

Все становится как в тумане. Я уже не вижу людей. Не слышу их голоса. Все становится приглушенным, словно меня поместили в вакуум. Я слышу, как стучит мое сердце.

Тук.

Срываюсь с места налево, практически расталкивая людей.

Тук.

Открываю дверь, которая ведет в больничное крыло.

Тук.

Бегу по белому коридору к лифту, слабо пытаясь ориентироваться по указателям.

Тук.

Едва ли не переворачиваю тележку с белыми полотенцами, одноразовыми приборами и чем-то еще, которую везет медсестра. Кажется, я что-то машинально ей отвечаю и бегу дальше.

Все такое замедленное... Словно меня тут нет. Будто я немой зритель...

Останавливаюсь в конце коридора и смотрю на указатели. Реанимация — четвертый этаж. Оборачиваюсь и вижу, что за мной бежит Мария-Лу, мама и Вольфганг.

Тук...

Срываюсь с места и бегу к пожарной лестнице, толкаю тяжелую дверь и через ступеньку поднимаюсь на четвертый этаж. Становится сложнее дышать. Воздуха практически не хватает в легких...

Добравшись до нужного этажа, я врываюсь в белый коридор и вновь пытаюсь сообразить, куда мне идти дальше. Наверное, было бы разумнее подождать всех и искать зону ожидания, потому что вряд ли нас пустят в палату. Но я не могу... Мне кажется, что каждая секунда сейчас на счету.

Бегу просто вперед. Наверняка там, в следующем холле, есть ресепшен. Добежав до него, я останавливаюсь. Слева около автомата с кофе сидит Ганс. Он поднимается при виде меня. Его белая футболка в крови. Руки в крови... Мое сердце пропускает один удар.

— Что с Теодором? — спрашиваю я со злостью, запыхавшись.

— Он в реанимации, — спокойно отвечает он.

Я оглядываю вновь Ганса с ног до головы. Он выглядит обеспокоенным. На нем кожаная куртка, узкие джинсы. И окровавленная футболка.

— Что произошло? — подхожу к нему, сложив руки на груди.

Ганс нервно сглатывает.

— Для начала: привет.

— Привет, — на автомате говорю я.

— Я не знаю, что произошло с Теодором. Я нашел его на шоссе… Без сознания, лежащим на мокром асфальте. Позади слышатся голоса. Мария-Лу, мама и Вольфганг равняются со мной, и отец Тео делает два шага вперед. Хочет пожать руку Гансу, но видит его окровавленные руки. Мария-Лу вздрагивает.

— Расскажи все, что ты знаешь, — требует Вольфганг. — Пожалуйста…

Ганс переминался с ноги на ногу. Он опустил глаза в пол, тяжело выдохнул из себя и, подняв глаза вновь, произнес:

— Я тут ни при чем!

— Мы тебе верим, — по-доброму сказал Вольфганг. — Мы верим. Просто расскажи, что произошло.

— Я ехал домой из пригорода, — начал говорить Ганс. — Ехал себе и слушал музыку. Это было на шоссе около городского кладбища.

Мое сердце пропустило один удар. Чем четче Ганнс говорил слова, тем сильнее ощущала дрожь в коленях от страха, который заполнял меня всю.

— На повороте, который ведет уже на основную дорогу к городу, я услышал резкий звук, похожий на тормоза шин. Но не придал никакого значения, поехал дальше. Машин совершенно не было, и слева пролетела какая-то тачка. Белая такая, на полной скорости. Она летела так, будто бы от кого-то убегает. — Ганс вновь тяжело вздохнул. — Когда я подъезжал уже к тому перекрестку, я увидел сбитого мотоциклиста. Естественно, я остановил машину и вышел из нее…

— То есть, Теодора кто-то сбил? — холодно спрашивает Вольфганг. Мама закрывает рот руками, чтобы, по-всей видимости, не издать никакого звука. Мария-Луиза тихо охает, а я уже не вижу образ Ганса из-за струящихся слез из глаз.

— Да. Я думаю, что это так. Я подошел к нему, проверил пульс. Он прощупывался…

Ганс произносил все слова с тяжестью на сердце. Это чувствовалось по интонации.