Теория бесконечных обезьян

Не отпускает даже сейчас – когда, немного отведя трубку от уха, я слушаю монотонную речь, где чаще всего мелькают «премия “Урюпинское Алмазное Перо”» и «признанные заслуги». Урюпинское. Урюпинское, понятно? Нет, город-то прекрасный: столица российской провинции, королевство теплых козьих платков… Но надутые эти щёки и интонации, некое подспудное «восхищайтесь, я снизошел к вам с высот» – такое, будто мне, плебею, рассказывают о Нобеле? Хотя и его-то порой вручают спорным книгам.

За фоновой, с утра не отлипающей тревогой из-за понимания, что уже творится в инстаграме, уныло плещется мысль: «Какого черта?» У меня есть секретарь. Младшие редакторы. В конце концов, ведущие. Ну кто, кто перенаправил очередного гения ко мне? Впрочем, возможно, он просто прошел уже через все руки и добрался до верхней инстанции. Выше – только Горыныч. С которым (которыми) мне лучше сейчас не ссориться.

– Вы получите ответ по электронной почте, если ваш роман нам подойдет.

– Когда? Я хотел бы знать сроки. У меня правда стоящая вещь, очень актуальная, очень…

Голос вроде даже вполне приятный. Интеллигентный. Молодой.

– Я ничего не могу вам сказать наперед. Мы очень загружены.

– Я хотел бы знать сроки, – попугайски повторяют мне, и я тоже повторяю:

– Мы очень загружены и не можем их прояснить. Извините. До свидания.

Попугай с попугаем поговорил. Я опускаю трубку. Господи. Кто вообще придумал это клювокрылое чудовище, обратную издательско-издевательскую связь?.. Через несколько столов я строю Динычу зверскую рожу. Она потупляет глазки.

Мы ненавидим, когда авторы нам звонят. Точнее, не так: когда звонят наши, мы рады – несмотря на все заповеди недружбы, порой мы общаемся неформально, кормим друг друга пирогами, даже в бары вместе ходим, по крайней мере у меня так. Такой звонок редко несет что-то действительно раздражающее или утомительное, максимум ворчание: «Дайте денег». Но когда названивает или пишет – упорно, раз по шесть на неделе – посторонний человек, месяц назад впервые отправивший рукопись, с целью узнать, получили ли мы ее, а завуалированно – восхитились ли и готовим ли уже золотые горы? – это приводит в вялое бешенство.

Я терпел в доперестроечные и ранние перестроечные времена: понятно, такой чудо-вещицы, как электронная страница «Условия для новых авторов», не было. Но прошло, черт возьми, не год и не два, теперь у каждого издательства есть сайт, где, как правило, написано что-то вроде: «Мы сами свяжемся с вами, если текст нас заинтересует. Срок рассмотрения <от месяца до года, у нас, например, стоит 3 месяца>». Какое из слов непонятно? Сами? Заинтересует? Неужели со стороны вправду кажется, что мы болезные? Непременно рукопись драгоценную потеряем, забудем в туалете или кофе на нее поставим и опять же забудем? А вот если позвонить… если названивать день за днем или проводить ковровую бомбардировку письмами, то тогда… И хоть забывай этику, прыгай на стол и ори: «Если ваш текст хороший, я с вами свяжусь! Свяжусь!» Кстати, здесь загвоздка. Авторы с хорошими рукописями нам, как правило, не звонят и не пишут больше, чем раз-два. Казалось бы, уважение к чужому времени не должно коррелировать с уровнем работы… а вот поди ж ты.

– Сабина, простите, пожалуйста. Ну и денек…

Риночка – именно она сидит сегодня на том стуле, где вчера страдал от похмелья Джуд, – только сочувственно кивает. Она из адекватных: тех, кто не звонил сто раз. Отправила первый роман, да и забилась в темную кладовку самоедства – ждать ответа и терпеливо принимать грудью все удары внутреннего критика, каждое «Да никому ты не нужна, таких полно». И вот сейчас она подписала договор на четвертую по счету книжку. Горда. Довольна.

– Наверное, это как с дюжиной деток, да? Всем внимание нужно…

– Нет, не как с дюжиной. Как с целой китайской провинцией.

Тихо смеясь, она качает головой, и на лоб падает прямая челка с красными кончиками. Риночка кажется очень молодой. Ей трудно, например, купить шампанское без паспорта. Вообще всё это поколение поздних восьмидесятых и ранних девяностых какое-то такое – худенькое, маленькое. Голодное перестроечное детство. Или, может, метафизическое объяснение: вся энергия космоса ушла на вводы и выводы танков, бархатные революции и прочие политические потрясения, а на детей адекватного размера не хватило. Вот и народились странные недосущества, которые еще и стареть категорически не желают. Джуда тоже до сих пор можно принять за студента, хотя ему скоро тридцать. И Варя была очень хрупкой, настолько, что я – хоть и не громадный монстр – в постели поначалу боялся ее раздавить.

– Так как вам текст? Понравился?..