Теория литературы. Проблемы и результаты

В отличие от Фуко, Бахтин, судя по контексту его заметок, изучает именно ситуацию литературного автора, «писателя». Для ее анализа он вводит разграничение первичного (внешнего) и вторичного (внутреннего) автора, связанных отношением эманации, так же как «несотворенная творящая природа» (Бог) и «сотворенная творящая природа» (человек) в неоплатонической теологии Иоанна Скота Эриугены, у которого он заимствует латинские термины (третий член формулы – «сотворенная нетворящая природа», то есть рукотворная вещь у средневекового богослова или же «образ героя» у Бахтина). Первичный автор – подлинный, изначальный творец – не имеет собственного образа и слова; то авторское слово, которое встречается нам в тексте, – всегда слово вторичного, сотворенного автора. В отличие от автора первичного, он не иронически играет, а серьезно отождествляется со своим словом, утверждает его истинность, требует соглашаться или же аргументированно спорить с ним, преподает его ученикам и т. д. Вторичный автор высказывается в тексте, опираясь на «научные аргументы», «вдохновение», «власть» и т. д., но все они не «собственны» первичному автору; они берутся извне, из дискурсивного арсенала культуры, ими формируются различные «образы» вторичного автора, каковыми могут быть фигуры ученого, проповедника, политика – но только не писателя. Писатель, в терминологии Бахтина, – это не вторичный, а первичный автор, отчего его и нет среди «образов автора». Он не может «выступать с прямым словом», он действует как демиург, организующий словесный мир произведения и не участвующий в нем сам, «облекающийся в молчание», – словно автор-творец у Флобера, который «в своем произведении должен быть подобен богу во вселенной – вездесущ и невидим»

[106]. При этом Бахтин подчеркивает возможность модулировать авторское молчание

, придавать ему «разные формы выражения», различные модусы «непрямого говорения»[107].

Бахтин конструирует фигуру первичного автора путем вычитания: исключает из нее любое конкретное «слово» или «образ», которые всегда принадлежат какому-нибудь вторичному автору. Такой мысленный ход напоминает классификацию функций высказывания у Романа Якобсона (см. § 7): поэтическая функция ориентирует высказывание на чистую форму, тогда как любые его содержания (референциальное, метаязыковое, эмотивное…) распределяются по другим функциям. Первичный автор по Бахтину – тоже чистый формотворец. Будучи молчалив, он не имеет дискурса, его присутствие в художественном произведении осуществляется не на уровне речевого процесса как такового, а на уровне организации, артикуляции разных дискурсов и авторских образов (Бахтин в других местах называет этот уровень «архитектоникой»); то есть первичный автор соотносится не с дискурсом, а скорее с текстом

как завершенным целым.

§ 12. Авторская интенция

Теория литературы в XX веке много занималась критикой авторства: ставила автора в относительное и подчиненное положение к процессу литературной эволюции и к структуре его собственного произведения, выводила из-под его власти содержащиеся в тексте дискурсы и смыслы, отделяла от него условные внутритекстуальные фигуры-проекции и сводила его к молчаливому и без-образному присутствию «первичного автора». В итоге она, однако, так и не выполнила программу «истории искусства без имен» и стала возвращаться к идее авторства как базовой единицы литературного движения. Это соотносимо с исчерпанием авангардистских тенденций в литературе «постмодернистской» эпохи: в известном смысле можно сказать, что литература пережила и опровергла собственную теорию. Восстановление понятия автора идет по двум направлениям – герменевтическому (через авторскую интенцию) и социологическому (через писательскую биографию).

Как отмечает Антуан Компаньон, у понятия автора есть эпистемологическая основа, минимальное убеждение в авторстве, которого не сумела поколебать теоретическая критика. Доказательством служит факт, взятый не из внешней социальной реальности (истории цензуры, авторского права или хотя бы чужого читательского опыта), а из собственной деятельности исследователей литературы, из многовековой филологической традиции: раз мы, филологи, с давних времен систематически ищем авторский смысл произведений, значит, у этих произведений должен быть и какой-то автор, хотя бы реконструируемый. Филология издревле широко пользуется методом параллельных мест: если какое-то место в тексте (слово, выражение) кажется неясным или искаженным, то для его проверки используются сходные места из других текстов, причем параллельные места из того же самого автора признаются более убедительным аргументом; то есть предполагается, что между этими текстами имеется повышенная взаимная связность, что они образуют единый текст, отличный от всех прочих, поскольку задуман и создан одним лицом.