Теория выигрыша

То, что она случайно услышала, имело прямое отношение к ее жизни, и вот по каким причинам: фамилия у Павла была Штальман, волосы у него были черные, а глаза выпяченные. Значит, Павел был еврей. Что же это значило? А то, что насчет него всегда будет вестись такой разговор – всегда. Верка даже представила, что эти две женщины, которых она только что покинула, никогда не выйдут из электрички. Их разговор будет продолжаться, пока существует земля, они вечные, эти женщины – как бы Вечные Анти-Жиды. И что бы ни случилось в мире, всегда найдется кто-то, кто нарисует знак на стене, и кто-то, кто посмеется над Павлом, и Павел при этом смолчит, а может, и возразит, а может, даже ударит по морде, но оскорбление останется оскорблением, и его ничем никогда не смыть.

И ребенок, рожденный от Павла, унаследует его удивительное клеймо.

Оно нам надо?

Все эти мысли пронеслись в Веркиной голове, пока она делала шаг на перрон. То есть ногу из электрички высунула влюбленная женщина, а земли коснулась женщина разлюбившая.

Электричка стала набирать ход, мелькнули в окне лица женщин, потом Верка увидела собственное лицо – белое, круглое, с большими, но не выпяченными, а, скорее, утопленными глазами – и желательный отец ее ребенка представился ей во всех подробностях.

Это же блондин Миша из ее группы! Про него ходили слухи, что он не пропускает ни одной замужней. Он сидел на первом ряду, и в то утро Верка сразу же села рядом с ним. Она даже не задумалась, что ей придется сидеть в полуметре от Павла.

Это ее уже не волновало.

11

На новую работу в частном продюсерском центре Лидия вышла в декабре две тысячи второго – за неделю до новогодних праздников. Как и обещал Артем, ее взяли на должность редактора реалити-шоу, это была очень низкая телевизионная ступень, ниже располагались только логгеры, забивающие в компьютер все, что говорят герои.

Проект назывался «Калужское счастье», и героев у него еще не было. У Лидии, вообще, сложилось впечатление, что героев не будет. Слишком завиральные сценарии, больше похожие на политические агитки или просьбу о выделении бесплатных земель (сказывались материны уроки – в конце любых отвлеченных историй Лидия слышала таинственные междометия, звенящие выгодой). Планировалось строительство городка в Калужской области и одновременно съемка реалити-шоу об этом строительстве. Крестьянские семьи, доступное жилье, трали-вали, она там работала уже год, и не то что ни разу не побывала в Калужской области, но даже и не поняла, что это за проект и что это за шоу. Какой-то не сформировавшийся зародыш – ни ножек, ни ручек, одна розовая загогулька на месте копчика.

Работа была трудная, поскольку оказалась Лидия не на своем месте. Иногда она думала, что страшно ошиблась, и было бы правильнее возглавить факультет журналистики, там хоть на русском языке разговаривают.

На каком языке разговаривали здесь? Да вот на каком:

– Ну что? Йордан ваш скоро покатится колбаской?

Все, кроме Лидии, не понявшей смысла этого предложения, взрываются возмущением.

– Чего это он наш?

– И чего это он покатится?

– В жопе канал, в жопе!

– И хорошо, что в жопе. Я им Дубровку простить не могу.

– И ты туда же?! А свобода слова?

– А это обращайся в «Окна», там свобода слова.

– Ой, у меня в «Окнах», знаете, что было? Мы там историю такую разыгрывали, типа, баба изменяет своему мужу с удавом…

– С кем изменяет?

– С удавом, змеей такой.

– Ой–ха-ха-ха!

– Да подожди. Короче, нашли удава за сто баксов вместе с дрессировщиком, удав спит на столе, баба, там, рассказывает, как он ее удовлетворяет…

– Гадость-то какая! Замолчи!

– Ой–ха-ха-ха!

– Рассказывай!

– И главное все орут, а удав спит, ни хрена не слышит, у него ушей нет.

– Правда, нет ушей?

– Короче, почти все сняли, и тут Нагиев хлоп по столу рукой, типа, ты, мужик, почто жену не удовлетворяешь?! А удав, оказывается, кожей слушает. Ему удар по столу все равно, что тебе по яйцам атомной бомбой. Короче, он взвивается и впивается зубами в зрителя, прямо в морду.

– Ой, ну не ври! У удава нет зубов!

– Да есть у него зубы! Лучше, чем у тебя.

– Ой–ха-ха-ха!

– Короче, сломал удав два зуба, дрессировщик с нас пятьсот грина потребовал на лечение. И зритель покусанный тоже там чего-то грозился. Во-от. А ты говоришь: Вивальди.

– Как можно заниматься такими вещами? Ты журналист, тебе не стыдно?

– Опять про свою свободу слова заладила.

– Иди, раба из себя выдавливай.

– Я прыщи-то не могу выдавить.