Теория выигрыша

А какашками не паа-а-ахнет… Это все придумывают… Роман посреди люблинских полей фильтрации, ой! Ой-е-е-ей! Со слепой собакой и двумя старыми мамами, с которыми так хорошо проводить вечера!

Она видит себя в стекле, за стеклом бегут темные змеи проводов. Она – женщина тридцати пяти лет, полная и большая, в шапке и пуховике. Обычная москвичка.

Бегут за стеклами темные змеи, качаются на них угрюмые лица ее соотечественников.

На следующей станции ей выходить.

16

Из Мосторга Верка ехала ошеломленная, как никогда в жизни. Ей казалось, что вся Москва только что превратилась в золотой счастливый океан, и если она выйдет из машины, то не почувствует силу тяжести; она просто оттолкнется ногой от асфальтового дна и поплывет вверх, к солнцу.

Да, Верка ехала на машине! На черной «Волге»: хотите – верьте, хотите – нет. Эту машину дала ей Мокеева – нестарая женщина в костюме, застегнутом на все пуговички, с элегантным газовым шарфиком на шее и с огромным начесом на голове.

Верка поклялась, что тоже сделает такой начес – это очень богато выглядит.

Или Мокеева что-то подкладывает под волосы?..

Ах, человек дуреет от счастья. Ей бы думать о серьезных вещах, о новых головокружительных перспективах, а она все о начесах… Верка не догадывалась, что это вечное напряжение отпустило свои вожжи, и она на несколько минут почувствовала себя легкомысленной. Как какая-нибудь папина дочка, которой ей не суждено быть.

Водитель «Волги» – и тот была изумлен. Поглядывал на нее в зеркало заднего вида, удивлялся, что она едет в «Волге», а сама такая молоденькая. Это ей так казалось.

На самом деле, молодо Верка выглядела только в восемнадцать лет, когда начальник автобазы предложил ей стать второй женой. Это было единственное молодое лето ее жизни. В первых числах московского сентября оно закончилось вместе с Веркиной молодостью. В этом смысле она была настоящей дочерью Кавказа – там женщины увядают быстро, хоть и брюнетки.

Водитель «Волги» решил, что ей не меньше тридцати пяти лет, и удивлялся он не по поводу ее возраста, а по поводу бедной одежды. Она выглядела, как нищенка.

Сама Верка и не замечала этого. Ее платью было уже шесть лет, оно было с расставленными боками, даже перелицованное. Пожилой водитель посматривал в зеркало и думал, что такую перелицованную одежду встречал только в собственной молодости – в сороковых годах. Он не подозревал, что теперь – в середине семидесятых – кто-то продолжает так бедно жить.

«Меняются времена, – думал водитель. – Решили подчистить торговлю… Но ведь и правда: заворовались в корягу».

В московской торговле в те годы заканчивалась великая антисемитская буря.

Некоторые наблюдатели, находящиеся в системе, да хоть тот же водитель, считали, что буря эта вызвана злоупотреблениями евреев. Но, откровенно говоря, это было не так. Евреи злоупотребляли не сильно, и уж тем более не сильно, если сравнивать их с пришедшими им на смену кавказцами, внесшими в торговлю шикарность, прикормившими ОБХСС, а потом, начиная с 1982 года, сложившими головы на плахе андроповского похолодания. Евреям и не снилось воровство эпохи тотального дефицита, с товарами в семидесятые годы дела обстояли неплохо, продавались даже импортные сигареты, только надо было знать киоски.

Так что не жадность евреев породила бурю.

Торговая буря была отголоском Большого Семитского Урагана, зародившегося в пустынях Израиля и перелопатившего несколько континентов. Израиль показал зубы арабскому миру, СССР разорвал дипломатические отношения с агрессором, и пошло-поехало.

В год, когда Верка приехала в Москву, из Москвы на историческую родину уехали первые 230 евреев.

Дальше – больше. Буря, вырвавшаяся из пустыни, теперь крушила весь мир. Арабы вопили, что приезжающие нарушают баланс, СССР вводил неподъемную «компенсацию за образование», США в отместку вводили поправку Джексона-Вэника. Робкие евреи попытались угнать самолет, разоблачая тем самым свою не очень робкую сущность, их приговорили к расстрелу, в пустыне завыло, расстрел заменили пятнадцатью годами. Зашумели, загудели собрания общественности, хорошие советские евреи начали на этих собраниях посыпать голову пеплом, плохие антисоветские евреи развернули мощную диссидентскую пропаганду. Бушевало страшно: в год, когда родилась Лидия, евреи уже выезжали тысячами.

На их места в торговле тихо и осторожно стали проникать грузины, армяне, осетины, дагестанцы. И даже ассирийцы вылезли из немыслимого археологического далека. Словно и не было Вавилона – вот они, сидят, торгуют шнурками в обувных ларьках на главных улицах столицы. И на их лицах читаешь: «Вавилон пережили, а уж вас-то, колобки, тем более переживем».

Ничего этого Верка не знала, у нее до сегодняшнего дня были другие заботы – чем бы ребенка накормить, да чтобы ребенка не завалило в магазине свеклой.

И вот такая беспросветная жизнь преобразилась за одну секунду.

Как это получилось?! Кого благодарить?!

– Ты из Дагестана? – строго спросила ее Мокеева.