Теория выигрыша

Насчет него в деле дорожно-строительного управления осталась еще одна легенда, скорее всего, апокриф. Якобы самому Сталину доложили о калининской афере, и он-то как раз презрительно отшвырнул бумаги Павленко, зато «директором», которого тогда еще считали наивным дурачком в шляпе, без кавычек, сильно заинтересовался. Об этом свидетельствовало его свирепое: «Черчилля в жопу! Сегодня я занимаюсь этой сволочью!» – и он долго еще орал на все Волынское непонятные вещи, впрочем, простительные для старика с плохим характером. Такое поведение Иосифа Виссарионовича обычно воспринималось как очень суровое указание к действию, но к вечеру он поостыл и на составленный чекистами план действий ответил: «Ничего у вас не получится. Он ведь его воспитанник». Пессимизм был вождю народов не свойственен, но, как ни странно, Сталин оказался прав.

…Черная машина стояла под окнами калининской многоэтажки, но люди из нее наверх не шли, указание насчет лоха-директора было такое: следить до особого распоряжения. Так что он смотрел на них сверху, да и думал, наверное: фраера. Я вас жду почти сутки, но ведь и моему смирению есть предел. Стою тут, как на трибуне Мавзолея… Так не берут, фраера. Берут, как стреляют – твердой рукой по цели… Эх…

Распоряжение обыскать и арестовать пришло только к вечеру, и вот тогда, действительно, все обнаружили: вначале слазили в овраг по наводке соседей, перерыли мусорные ящики, потом вскрыли паркет, вытрясли бриллианты из карниза. Анатолий Борисович все это слышал через стенку, к которой приставил пустой стеклянный стакан. Сердце у него выскакивало из груди, нестерпимо хотелось сдать находку. Но он устоял и очень собой потом гордился.

«Директор» же растворился в этом окруженном доме, и всплыл уже в качестве директора кишиневского дорожно-строительного управления. А когда и кишиневская афера провалилась, он растворился окончательно.

Теплым светом своего золота он осветил путь Анатолия Борисовича, прошедшего по Веркиной жизни легко, невесомо, почти без следов. Собственно, этот золотой свет и стал единственной крепкой зарубкой на ее сердце. Вот именно не золото, которое Анатолий Борисович Верке дарил и которое было продано ею в трудные времена, а этот золотой несуществующий свет. Уж больно Верке понравилась история про «директора». Любила она везунчиков, вертела их судьбы и рассматривала, как ребенок калейдоскоп.

Анатолий Борисович был ранен этой историей по-другому. К пятидесяти шести годам он собрал все самые закрытые сведения о деле дорожно-строительного управления, для чего пришлось подарить жене министра внутренних дел весьма немаленькие бриллианты, и знал он теперь поразительные детали, которые никто другой уже не помнил.

Но подобно следователям пятидесятых годов, Анатолий Борисович не понимал, как такая афера получилась. Все мелочи были ему известны, но общая атмосфера не улавливалась. Анатолий Борисович чувствовал: что-то здесь нечисто. Даже если объяснять смелостью этих людей…

А смелость чем объяснять? Смелость чем объяснять?! Вершители революций, страшные каратели целых народов, маршалы, тит твою мать, при первом окрике безропотно клали головы на плаху. Откуда, скажите на милость, такая невиданная смелость у обычных дезертиров? Э, нет, здесь другое…

Ведь до чего дошло в итоге: узнал Анатолий Борисович, какую дорогу успело построить в Кишиневе лже-управление, съездил туда, постоял на обочине. Дорога как дорога, пыльная и неплохая. Семь машин за сутки – пустынно. Он по ней прошелся, вытирая со лба пот.

Стоял жаркий день, с обочин пахло дикими абрикосами, уже слегка забродившими на склоненных ветвях… Что он хотел увидеть? Какие такие отпечатки на сто раз замененном асфальте? Уж на золотых кольцах, спрятанных между рамами в подъезде, отпечатки были появственнее.

До чудесной находки Анатолий Борисович был обыкновенным неудачником. Сын репрессированного профессора инженерных наук, он отрекся от папаши искренне и публично, но институт все равно потерял. Долго мыкался, осел в Калинине. Работал дорожным рабочим, снимал угол у старухи на втором этаже. Девушек к себе не водил, хотя старуха запретов не ставила. Девушкам прыщавый Анатолий не нравился.

Два раза он пытался устроиться в калининскую дорожно-строительную часть: поговаривали, там военное снабжение. К кабинету директора его и не подпустили – отказали еще у ворот. Когда он узнал, что директор живет этажом выше, то воспрянул поначалу: все мечтал, как подловит директора, как поднимет тому упавшую папку, как разговорятся, да и слово за слово… «Дорожник? Коллега? – скажет директор. – Э, мой дорогой, что же вы молчали-то? Мне молодые специалисты позарез нужны».