Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Она сразу поняла, что это он. Это был высокий, даже слишком, худой мужчина в сюртуке, брюках и хромовых чёрных сапогах до полена. Сюртук на нём был и то серый, ни то тёмно-синий. Брюки были узкие и серые. На голове его красовалась фуражка с кокардой. Кокарда была серебряная и напоминала полицейский жетон. Только вот разглядеть, что было написано на ней, Меля никак не могла. Да и читать в то время она ещё не умела.

Она не помнила, о чём говорила с Призраком. Говорила ли вообще?

Помнила она только то, как взволнованный отец склонялся над ней и брал её на руки. Она получила тогда солнечный удар.

С тех пор Меля постоянно говорила с призраками.

 Глава семнадцатая. Школа.

Меля всегда училась плохо. Сколько себя помнила, Меля училась плохо. Она не испытывала ненависти к учёбе, но и никакой страсти к ней не питала. Учёба была ей попусту неинтересна.

Для некоторых школа становится отдушиной, местом, где заводят врагов и друзей, адом или раем. Для некоторых детей школа – это начало всей жизни.

Оно и понятно: что есть в их жизни, кроме этого унылого здания? Только дом, то есть ещё более унылое здание.

Девочки ходили в школу для того, чтобы общаться, обмениваться наклейками и прочими штучками, заплетать друг другу косички, дружить просто так и дружить против кого-то. Для них школа была ценна изза перемен. Уроки были для них лишь временем, которое надо перетерпеть для того, чтобы пообщаться.

Они ходили в школу за общением.

Были и другие. Их было меньше. Они ходили в школу за учёбой. Это были девочки из очень бедных семей. И то от родители так запудрили им мозги, то от им самим так опротивела их чудовищная бедность, что они изо всех сил старались добиться некоторого успеха. Для чего?

Заслужить похвалу замученных работой родителей.

Заслужить позвала учителей. Поступить потом в хороший вуз. Получить нормальную работу, чтоб получать не двадцать, а сорок или пятьдесят тысяч рублей.

Меля не относилась к числу ни тех, ни других. Она не участвовала в жизни класса: не ходила на экскурсии, очень редко принимала участие в школьных праздниках. Если даже она оставалась на концерт или другое подобное действо, то просто сидела в углу актового зала и думала о своём или рисовала в блокноте. Она никогда не готовила сценки для таких выступлений.

Меля жила другим. Ей не нужны были одноклассники. Она сама была как внутренняя империя. Она была человеком вполне самодостаточным.

Меля часто не ходила в школу. Если ходила, то школа проходила для неё мимо. Она приходила в класс, садилась за парту и просто ждала, когда всё пройдёт.

Учителя могли кричать на неё, а могли не замечать. На поведение Мели это никак не влияло. Она получала двойки и тройки, с трудом переползая из класса в класс.

Начальная школа прошла для неё как в тумане. Она не запомнила толком ни имён одноклассников, не сохранила у себя их контактов. Она ни с кем из них не общалась и не знала, кто из них как живёт.

Наконец, Меля перелезла через порог началки, и поступила в среднюю школу. Тут ей было особенно трудно. И поэтому она стала больше лентяйничать.

Меля плохо ориентировалась в школьных кабинетах. Она не знала, зачем переходить из одного класса в другой. Она не могла высидеть семь уроков подряд, не могла разобраться в немецкой грамматике, не могла сосредоточиться на сложных формулах математики. А ведь это был только пятый класс. Меля с ужасом понимала, что в будущем году к этим ужасам добавятся физика, а математика распадётся на алгебру и геометрию.

«Учиться – это так трудно! – думала Меля. – Зачем люди вообще этим занимаются?».

Но самым нелюбимым предметом Мели стала история.

Точнее, сначала Меля люто ненавидела её, а потом отношение её стало более сложным.

На первом же уроке, когда дородная учительница в очках начала рассказывать про древних людей, Меля не удержалась и почти сразу же перебила её. Она не помнила, что она говорила, но помнила, как злобно и насмешливо смотрели на неё другие дети.

Она говорила про летающие тарелки и инопланетян, посетивших Землю в доисторические времена и создавших человечество. Она рассказывала о тайнах египетских гробниц и ошибках теории эволюции. Она клеймила Дарвина и классиков русской истории, возвышала Задорнова, Хиневича, Трёхлебова и древних славяно-ариев.

В один момент учительница громко принялась кричать на неё. И учительница кричала долго, нудно, она отчитывала Мелю за всё, за что только могла. Тут всплыл и якобы недостаточно опрятный внешний вид, и неправильный тон, и то, что Меля якобы странная. Но больше всего досталось её дурному воспитанию, неправильным родителям и неправильным мыслям.

Толстая учительница отвела Мелю к директрисе. Та отчитала Мелю за неповиновение, долго расспрашивала об отце.

– Он охламон, – сказала в итоге директрису особенно строго, – его дочь серьёзно больна. Её надо показать психиатру.

После этих слов Меля схватила со стола директрисы грубую малахитовую шкатулку и запустила ей прямо в директрису. Она промахнулась. Шкатулка попала в стеклянную дверцу стоявшего за директорским креслом буфета.