– Переосмысливаю, – фыркнула я. – В тебе все идеально, Мажаров, кроме дурацкой привычки соблюдать врачебные назначения. Правда, это распространяется только на назначенное мне почему-то.
– Потому что ты-то точно бы ничего не соблюдала. Ты представляешь, Сева, она с такой рукой рвется в операционную, – пожаловался муж, расставляя тарелки.
Сева, прижав пальцем окурок в пепельнице, тоже сел за стол и покачал головой.
– Ну, она всегда была трудоголиком, вот сколько ее знаю. Но, Деля, с гипсом-то…
– Вот почему Мажарову все всегда верят на слово, а? И никому в голову не придет усомниться в его словах! А ведь я не оперировать собралась, а наблюдать за хирургом, которой передам своих клиентов – разницу чувствуешь? Куда мне – к столу с такой рукой? Она, конечно, не ведущая у меня, но делать-то ей я все равно ничего не могу.
– А-а… – протянул Сева. – Тогда понятно. Слушайте… к вам Оксана в последнее время не заезжала?
– Заезжала, – кивнула я, глядя на стейк из семги, который Матвей плюхнул мне в тарелку. – Там поменьше нет кусочка?
– Нет. Что за привычка спорить? Ешь, что дали.
Я закатила глаза, и Сева засмеялся.
– Он тебя подавляет, Делечка, это правда.
В его тарелку шлепнулся кусок еще больше, и я насмешливо произнесла:
– И не только меня.
– Ну, я-то добровольно съем и не пожалуюсь.
– Ты где живешь-то?
Рука Севы с вилкой на секунду замерла над стейком.
– То есть она сказала?
– Ну а ты как думал? Конечно. И про то, что ушел, и про то, что денег оставил. Вот я и спрашиваю – где сам живешь?
– Деля, – мягко сказал Матвей, положив руку поверх моей. – Дай человеку сперва поесть.
– Вот-вот! – тут же подхватил Владыкин. – Ты сперва накорми, напои, в баньку своди…
– Но на постельку на диване не рассчитывай, там теперь Мажаров спит, – засмеялась я.
– Да есть мне где ночевать, не по вокзалам шатаюсь.
– Ну и на том спасибо.
– У приятеля пока живу, он вдовец, квартира большая.
– Сева… ты в этот раз серьезно решил?
– Надеюсь, ты не станешь меня уговаривать вернуться.
Я пожала плечами.
– Не стану, это не мое дело. В прошлый раз я вмешалась только потому, что ей реально нужна была помощь, а ждать этого от ее матери было совсем глупо, ей самой помощь нужна. А две попытки суицида, сам понимаешь…
Сева вдруг отложил вилку и посмотрел на меня.
– Вот скажи тогда, чего ей не хватало? Я никогда ее не обижал, я на нее голоса не повысил – что бы она ни вытворила…
– Сева… мы сто раз об этом говорили. Она тебя просто не любит. Но ты не огорчайся – она никого вообще не любит, так уж устроена. Ты ведь слышал: «Я, мне, мне все должны, должны, должны»… А она никому и ничего не должна. Оксана – такой человек, она умеет только брать, а давать – нет. Да ей, в принципе, и нечего дать. Она избалованная, инфантильная… наверное, это плохо, что я так говорю о подруге, но ты-то знаешь, что и ей в глаза я говорила это сотни раз, – я потянулась за стаканом, в который Матвей налил мне отвар ромашки. – Сева, она ни с кем не сможет жить в браке – ну, в том смысле, который вкладывают в это слово. Брак – это когда двое, когда вместе. А не так, что один все время должен, а второй только получает. И дело не в тебе – ты-то как раз способен отдавать. Но как жить, не получая совсем ничего?
– Деля, ты давишь… – негромко сказал Матвей, но Владыкин вдруг замотал головой.
– Нет, Матвей, она права. Я и сам это понимаю, всегда, наверное. Понимал, с первого дня. Но – мне ее жалко. Она живет в каких-то фантазиях, постоянно что-то придумывает, пытается попасть в эту богему околокиношную – зачем? Столько трудов – и ни разу не заплатили. И этот режиссер… он же ее постоянно обманывает. Я несколько раз пытался с ней об этом поговорить – она слушать не хочет.
– А надо было с ним поговорить, – вдруг сказал Мажаров. – С ним, а не с ней. По-мужски прояснить ситуацию.
– Предлагаешь морду ему набить? – скривился Сева.
– Зачем? Можно ведь все решить разговорами. Человек с интеллектом в состоянии донести до такого же человека любую мысль – разве нет?
– И что я ему скажу? Оставь в покое мою жену?
– А хоть бы и так.
Сева только махнул рукой и снова взял вилку.
Я, признаться, тоже не могла представить себе этот диалог между Севой и Колпаковым. Да и в сущности – ведь это не Колпаков уводил Оксанку, она сама к нему сбегала, он не особенно-то и приглашал. Но, может, для мужского самолюбия думать иначе было бы приятнее? Зачем Севе лишний пинок в больное место – убедиться, что ему предпочли кого-то другого? Или я все привыкла мерить по себе? Хотя… что там мерить… меня не бросали мужчины – я делала это первой, быстро теряя интерес, убеждаясь, что не смогу быть рядом с человеком, открывая для себя в избраннике какие-то черты, с которыми ни за что не могла бы смириться.
Наверное, мне не стоит применять собственную мерку к ситуации Севы и Оксаны…
– Что с твоим лицом? – поинтересовался Матвей, и я вздрогнула от неожиданности – настолько погрузилась в себя, что не заметила, как вышел из кухни Сева, а Матвей пересел ближе ко мне.
– Что? Ничего, все нормально… а… Севка где?
– Нос пудрит, – засмеялся Матвей. – Слушай… что-то он совсем…