Терапия памяти

– Ты знаешь, при всей своей негативной составляющей Оксанка всегда следила за ним, как за ребенком. Он ведь даже не знал, где у него носки чистые лежат – она готовила ему одежду на завтра с вечера, выкладывала все на специальную стойку в комнате, чтобы ему оставалось только встать, одеться и пойти на работу, – вздохнула я, вспомнив, как подруга аккуратно разглаживала складочки на рубашках и наутюживала стрелки на брюках, чтобы Сева выглядел пристойно. – Наверняка теперь он в растерянности – я же помню, как они первый раз расставались, я к нему приехала – там ведь в квартире было как в бомжатнике. У него посуда закончилась, так он пластиковой накупил, чтобы выбрасывать…

Матвей смотрел удивленно – до брака со мной он прекрасно жил один, и в его квартире царил идеальный порядок, а уж возле плиты Мажарову вообще равных не было. Хотя Сева тоже отлично готовил, но то, что оставалось на кухне после, я даже вспоминать без содрогания не могла, а Оксанка, хоть и ворчала, но убирала этот бардак, возвращая кухне прежний вид.

Вернулся Владыкин, сел на свое место, весь как-то нахохлился, как замерзший голубь.

– Не знаю, как быть. К вам пришел, потому что вы друзья, и Оксану знаете хорошо, ничего объяснять не надо…

– Ты что же, думаешь вернуться? – тихо спросил Матвей, но Сева зажмурился и замотал головой.

– Нет! Ну, точно не сейчас… иначе она ничего так и не поймет.

– А она в любом случае не поймет, – резко сказала я, и Матвей укоризненно покачал головой. – Не поймет, Сева, разве ты сам не чувствуешь?

– И что? Разрешить ей совсем испортить себе жизнь, бегая за этим Колпаковым? У нее и так с психикой проблемы, ты-то знаешь, Деля… а он окончательно ее добьет, доломает. – Сева вдруг вцепился в волосы и пробормотал: – Я не могу этого позволить…

Мы с Матвеем переглянулись. Севкино чувство долга мешало ему трезво оценить человека, с которым он прожил долгое время, – но, может, так тоже можно? Может, он в их паре как раз тот, кто любит? И ему не надо ничего, а только чтобы Оксанка была рядом?

– Сева, так и не мучайся тогда, – сказал Матвей негромко. – Просто вернись домой и принимай ее такой, как есть, она ведь не изменится уже.

– Ты не понимаешь, Матвей. Деля тебе не изменяла, не уходила от тебя и не возвращалась потом с видом побитой собаки… Тебе не приходилось думать о том, придет она сегодня ночевать или нет. Я разрываюсь между жалостью к ней – и жалостью к себе, потому что это ведь не жизнь – так жить, как мы.

– И ты хочешь, чтобы мы за тебя выбрали, кого тебе жалеть? – жестко произнес Матвей, и я даже почувствовала, как он весь сжался, как пружина. – Тебе – взрослому мужику – нужен совет, кого выбрать – себя или жену? Может, пора уже повзрослеть, Сева? Может, хватит уже держаться за маменькину юбку?

Владыкин поднял голову и смотрел на Матвея совершенно ошалелым взглядом. Он, конечно, рассчитывал на мою поддержку, но я молчала. Во-первых, считала слова Матвея совершенно справедливыми и правильными, а, во-вторых, иногда меня тоже посещала мысль о том, что и Сева инфантилен, как Оксана, потому у них по определению не может быть гармонии в отношениях. Когда никто не желает брать ответственность и становиться взрослым, старшим – какая тут семья? Двое детей не могут принимать даже совместных взвешенных решений, не говоря уже об индивидуальных…

– Что, не нравится? – продолжал Матвей, прекрасно видя, какое впечатление производят его слова на Севку. – Ну, я не барышня тебе, чтобы льстить и приятные словечки произносить. Ты спросил совета – так получи. Поезжай домой, посади Оксану перед собой и спроси прямо – хочет она жить с тобой нормально или нет. И уже от этого отталкивайся, когда решение будешь принимать. А принимать, Сева, это решение придется именно тебе, раз уж так вышло, что ты мужчина в этой семье. И это тебе придется стать взрослым, наконец. Это все.

Матвей откинулся на спинку стула, потянулся за сигаретами.

Сева ошеломленно молчал, и даже рот у него слегка приоткрылся, так что вид у Владыкина был вообще не мужественный. Хорошо, что Оксанка хотя бы этого не видит…

И вдруг его словно подменили. Сева вытянулся, как-то подобрался, даже исчезло его уже довольно внушительное пузцо, обтянутое тонким свитером. Глаза заблестели, даже подбородок сделался почти что волевым.

– А ведь ты прав, Матвей, – произнес он медленно. – Ты совершенно прав… я сам должен… сам! – он выскочил из-за стола так стремительно, что мы слегка опешили, и бросился в прихожую, уже оттуда прокричал: – Ребята, спасибо! – и хлопнул входной дверью прежде, чем мы вообще успели как-то отреагировать.

– Что это было? – медленно спросила я, вытягивая сигарету из пачки мужа.

Он помог мне прикурить, пожал плечами.

– Мальчик Сева немного вырос прямо на наших глазах, – и мы расхохотались, привалившись друг к другу.

Ульяна

Напряженный и нервный день наконец-то закончился, Ульяна с облегчением выключила компьютер и еще пару минут посидела за столом, сложив перед собой сжатые в кулаки руки.