Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни

Религиозные ритуалы, в которых я прежде находил утонченную красоту, например рукоположение священника, теперь кажутся мне почти комичными. К чему все эти благовония, брызги святой воды, пышные одеяния, зачем новопоставленный священник простирается на полу? Но тут же я вспоминаю, что еще совсем недавно смотрел на неверующих с жалостью: бедняги, они не знают Господа! После всего, что со мной произошло, едва ли я вправе кого-нибудь судить.

Разумеется, получал я и критику. Самое основательное возражение состояло в том, что я, став свидетелем человеческой греховности, ошибочно перенес ее на безгрешного Бога. Понимаю этот аргумент, но не принимаю его. Если Господь реален, вполне естественно и разумно ожидать, что люди Божьи будут в среднем нравственно выше остального общества. Но, согласно статистике, это не так. Я верю также, что организации и институты, установленные Богом, в среднем должны действовать на более высоком нравственном уровне, чем светские правительства и корпорации. Но и этому нет никаких доказательств. Сложно верить в Бога, когда не видишь никакой разницы между Его людьми и атеистами.

В некоторых консервативных углах вызвал подозрения анонс моей статьи на первой странице. Если бы, говорили критики, в моей статье рассказывалось о том, как из атеиста я сделался пламенным христианином, небось ее бы так не рекламировали! Но я думаю, что с такой статьей редакторы обошлись бы точно так же — ведь она была бы не менее интересна. Предрассудков у журналистов хватает, но все они забываются при виде хорошего материала.

Самая суровая критика исходила от ближних. Один мой хороший друг, евангелический христианин, заявил, что публиковать такие материалы безответственно: я нанес ущерб Телу Христову, возможно, подтолкнул кого-то отвернуться от Бога и тем обрек его на вечность в разлуке с Господом. Такие аргументы меня возмущают, поскольку в них видится двойной стандарт. Сами верующие, естественно, требуют себе права на свободное самовыражение и терпимость со стороны тех, кто с ними не согласен. Но тогда так же следует обращаться и с неверующими!

Сосед-католик ядовито заметил, что у меня, должно быть, просто кризис среднего возраста, и поинтересовался, почему бы мне не держать свои сомнения при себе. На это я ответил, что кризис среднего возраста проявляется совсем иначе. Я не купил себе «порше», не завел любовницу — я просто перестал верить в Бога.

Первая жена, с которой я не общался уже много лет, позвонила мне на работу и спросила, как я себя чувствую теперь, обнаружив, что большую часть своей сознательной жизни потратил на веру во что-то несуществующее.

Моя теща, которая каждое воскресенье ходит на мессу, предпочла просто избегать этой темы. А вот еще один родственник со стороны Грир предпринял лобовую атаку на мое неверие. Он позвонил мне на работу и оставил на автоответчике длинное сообщение следующего содержания: да будет мне известно, что я не богат (в отличие от него), а у моего сына Тристана год назад нашли диабет именно потому, что я отвернулся от Бога и позволил войти в свою семью дьяволу. Кстати, в том, что другой мой сын постоянно болеет отитами, тоже дьявол виноват! После этого мы с ним, естественно, не разговаривали; но случись мне с ним встретиться — непременно поинтересуюсь, почему любящий Бог наказывает тяжелой и неизлечимой болезнью (да хотя бы и обычным воспалением уха!) невинного ребенка за грехи его отца! Почему Бог не защитил детей? Если виноват я, пусть дьявол на меня и нападает! Что это за Бог-садист, которому он поклоняется? Лучше, чем я, выразила все это еще одна моя корреспондентка: воцерковленная женщина, на глазах у которой умерли от страшной болезни один за другим двое ее маленьких детей.