Мы спорили до хрипоты. Под конец многочасового разговора гнев сменился скорбью. Я возвращался на работу с тяжелой головной болью, мучимый вопросами, на которые не находил ответа. Возможно ли преобразить церковь, прихожане которой инстинктивно становятся на защиту священников-насильников, а не изнасилованных детей? Ведь реакция людей из церкви Святого Франциска типична. Я разговаривал с жертвами насилия, которых собственные родители обвиняли в том, что они «сами соблазнили» священника. Видел, как католики кричат на жертв насилия, стоящих с плакатами возле церквей, бранят их, даже плюют в их сторону. Знал, что члены приходов порой находят для священников-насильников новую работу, даже предлагают взять их на поруки. Читал письма священников и прихожан к епископам и судьям — хвалебные оды священникам-насильникам и мольбы смягчить им наказание.
Коллега одного священника, осужденного за 46 эпизодов сексуального насилия, писал судье: «Наш труд требует участия во всех сторонах жизни прихожан. В эпоху, когда простой обмен знаками привязанности, даже в самых интимных отношениях, сделался музейной редкостью, близость священника со своими прихожанами влечет за собой серьезный риск: эти отношения могут быть неправильно истолкованы всеми их участниками, включая и самого священника». Автор этого письма, Хайме Сото, сейчас епископ Сакраменто и восходящая звезда в Католической церкви.
Реакция прихожан ясно показывала, сколь жаждем мы все духовного руководства. Нам хочется найти хороших людей, с которых можно брать пример, следовать их советам — и даже их обожествлять. Удобно и утешительно верить, что есть люди, которые лучше и святее нас, и все, что от нас требуется, — их слушаться. Бог — лишь крайний пример такого «святого руководителя».
Но когда разражается секс-скандал, эта жажда подчинения оказывается гибельной.
До Пасхи оставалось чуть больше недели, и я не понимал, что делать. На то, чтобы стать католиком, я потратил год. Успел и многое узнать о церкви, и ее полюбить. Но как присоединиться к церкви сейчас? После всех этих разоблачений? Быть может, об этом стоило поговорить с отцом Винсентом или с моим наставником; однако я боялся их разочаровать и омрачить для них святейшую неделю церковного года. Все на курсах нетерпеливо ожидали великого дня, готовились к праздничному застолью, угощениям и подаркам, и я не хотел бросать тень на нашу группу. Кроме того, легко было предсказать, что они ответят: «Человеческая греховность заслонила от тебя церковь Божью», а меня такой ответ больше не устраивал. Я просто не хотел вступать в организацию, вожди которой настолько далеки от современного мира, что неспособны на поступок, очевидный и естественный для любого из нас — не звонят в полицию, узнав, что на них работает маньяк!
Я обратился за советом к знакомому журналисту, много лет проработавшему в католическом еженедельнике «Нэшнл Католик Репортер». Меня восхищали его статьи: в них виделся глубоко верующий католик и благородный человек. Несколько раз мы с ним обменивались электронными письмами по рабочим вопросам.
Мне не к кому было обратиться — и я положился на пашу заочную дружбу. Описал свое положение — на пороге Католической церкви, в буре скандала; признался, что не знаю, что делать, и рассчитываю на его совет. На следующий день я получил ответ.