Терпимость

Это стало большим ударом по престижу раввинов, которые, по-видимому, всуе упоминали имена Иисуса Навина и Елисея и которые видели, как им публично бросали вызов во второй раз менее чем за полдюжины лет. В своем беспокойстве они зашли так далеко, что обратились с апелляцией в мэрию. Они попросили о встрече с бургомистрами и объяснили, что этот Барух де Спиноза, которого они только что изгнали из своей собственной церкви, на самом деле был очень опасным человеком, агностиком, который отказывался верить в Бога и которого поэтому не следует терпеть в такой респектабельной христианской общине, как город Амстердам.

Их светлости, по своей приятной привычке, умыли руки и передали дело на рассмотрение подкомиссии священнослужителей. Подкомитет изучил этот вопрос и обнаружил, что Барух де Спиноза не сделал ничего такого, что могло бы быть истолковано как нарушение законов города, о чем и доложил их светлостям. В то же время они сочли хорошей политикой для членов церкви держаться вместе и поэтому предложили бургомистрам попросить этого молодого человека, который казался таким очень независимым, уехать из Амстердама на пару месяцев и не возвращаться, пока все не уляжется.

С этого момента жизнь Спинозы стала такой же тихой и безмятежной, как пейзаж, на который он смотрел из окон своей спальни. Он уехал из Амстердама и снял небольшой дом в деревне Рейнсберг близ Лейдена. Он проводил дни, полируя линзы для оптических инструментов, а по ночам курил трубку и читал или писал, когда ему хотелось. Он так и не женился. Ходили слухи о любовной связи между ним и дочерью его бывшего учителя латыни ван ден Энде. Но поскольку ребенку было десять лет, когда Спиноза покинул Амстердам, это кажется маловероятным.

У него было несколько очень преданных друзей, и по крайней мере два раза в год они предлагали ему пенсию, чтобы он мог посвятить все свое время учебе. Он ответил, что ценит их добрые намерения, но предпочитает оставаться независимым и, за исключением пособия в восемьдесят долларов в год от богатого молодого картезианца, никогда не получал ни пенни и проводил свои дни в респектабельной бедности истинного философа.

У него был шанс стать профессором в Германии, но он отказался. Он получил известие, что прославленный король Пруссии был бы счастлив стать его покровителем и защитником, но он ответил отрицательно и остался верен спокойной рутине своего приятного изгнания.

После нескольких лет, проведенных в Рейнсберге, он переехал в Гаагу. Он никогда не был очень сильным, и осколки стекла от его незаконченных линз повлияли на его легкие.

Он умер совершенно внезапно и в одиночестве в 1677 году.

К сильному отвращению местного духовенства, не менее шести частных экипажей, принадлежащих видным придворным, провожали “атеиста” до его могилы. И когда двести лет спустя в его память была открыта статуя, пришлось вызвать полицейские резервы, чтобы защитить участников этого торжественного празднования от ярости буйной толпы ярых кальвинистов.

Так много для этого человека. А как насчет его влияния? Был ли он просто еще одним из тех трудолюбивых философов, которые заполняют бесконечные книги бесконечными теориями и говорят на языке, который вызывал раздражение даже у Омара Хайяма?

Нет, это было не так.

Он также не добился своих результатов благодаря блеску своего остроумия или правдоподобности своих теорий. Спиноза был велик главным образом силой своего мужества. Он принадлежал к расе, которая знала только один закон, набор жестких и незыблемых правил, установленных на все времена в смутные века давно забытого прошлого, систему духовной тирании, созданную в интересах класса профессиональных священников, которые взяли на себя толкование этого священного кодекса.

Он жил в мире, в котором идея интеллектуальной свободы была почти синонимом политической анархии.

Он знал, что его система логики должна оскорблять как евреев, так и язычников.

Но он никогда не колебался.

Он подходил ко всем проблемам как к универсальным проблемам. Он рассматривал их без исключения как проявление вездесущей воли и верил, что они являются выражением высшей реальности, которая будет справедлива в Судный день, как она была хороша в час творения.

И таким образом он внес большой вклад в дело человеческой терпимости.

Как и Декарт до него, Спиноза отбросил узкие границы, установленные старыми формами религии, и смело построил себе новую систему мышления, основанную на скалах миллиона звезд.

Тем самым он сделал человека тем, кем человек не был со времен древних греков и римлян, – истинным гражданином Вселенной.

ГЛАВА XXII. НОВЫЙ СИОН

БЫЛО мало оснований опасаться, что труды Спинозы когда-либо станут популярными. Они были так же увлекательны, как учебник по тригонометрии, и мало кто когда-либо выходил за рамки первых двух или трех предложений любой главы.

Нужен был человек другого сорта, чтобы распространять новые идеи среди массы людей.

Во Франции энтузиазму частных спекуляций и расследований пришел конец, как только страна превратилась в абсолютную монархию.