Работа
Уже пятнадцать лет я просиживаю то же самое грязно-желтое кресло в отделе кадров Государственной паприкашной фабрики, считая недели до пенсии. Каждый день с семи до пятнадцати. А еще раньше, в шесть, я просыпаюсь с ужасом, что уже пора. Что нужно покинуть пуховый кокон и начинать очередной день борьбы за огонь. Но сперва короткий разогрев под душем. После смывания остатков сна и мыла наступает время кратких, но энергичных поисков целых колготок и чистых туфель. Затем игра «Новые черты за семь минут». Нарисовав губы, я наконец могу разжать их и съесть суррогат завтрака (настоящий завтрак я съедаю в окружении так называемых сотрудниц). Быстро заедаю вчерашнюю булку бордовой помадой. Глоток кофе, и в шесть тридцать пять я вылетаю из дома. В последний момент вскакиваю в пригородный автобус, и мы мчимся. За остановку до фабрики я подрисовываю объеденные фрагменты губ. Пора выходить. В семь ноль-ноль я расписываюсь в графе «приход» и наконец могу опустить ягодицы на свое грязно-желтое кресло. Ровно в девять — перерыв на второй завтрак. Булочка и ячменный отвар, с большой фантазией именуемый кофе. В двенадцать — экскурсия в клозет. А через два часа ланч, то есть вчерашняя булка с сыром и увядшим листиком салата, запиваемая остывшим отваром. Потом напряженное слежение за часовой стрелкой. Наконец-то! Три часа! Мы все бросаемся к двери. Можно вычеркнуть еще один день.
Я отдала текст папе.
— Уныло.
— Тогда попробуй это. — Папа порылся в папке и вручил мне несколько пожелтевших листков, отпечатанных на машинке.