Терпсихора (СИ)

- Как странно, - заметила муза, привычно убирая прядь волос за ухо, - мы видимся с вами всего второй раз, и в ином случае мне и в голову бы не пришло остановить вас. Столько времени прошло, вряд ли я осталась у вас в памяти, и подобные мысли. Но я почувствовала что-то...в общем, что вы меня точно узнаете. И будете помнить про мои танцы, как я помню про ваше море. Как будто мы виделись сотню раз, и столько же говорили об этом.

- Может быть, в прошлой жизни? - он грустно улыбнулся. - Потому что я помню каждое слово, сказанное вами тогда.

Они расстались, несмотря на не покидающее его ощущение, что лучшим его поступком было бы никогда не отпускать ее больше. Не позволять ей исчезнуть, раствориться, стать изматывающим сновидением, мелодией на повторе. Но у него была жена, и билеты на самолет, и еще с десяток причин, почему это невозможно. Теперь у него хотя бы осталось от нее что-то вещественное - листок с адресом, с ее почерком, с ее запахом кофе и имбиря. И ночью она приснится ему танцующей.

Он догадывался о своей болезни уже давно, и узнал точно за день до отъезда. Тогда и решил, что раз не в силах немного продлить жизнь для себя, то вполне в состоянии сделать ее немного ярче для Терпсихоры. Художник может изобразить набегающие на берег волны, даже если напротив его окна совсем нет моря. А он может хотя бы раз в жизни поступить так, как подсказывает ему сердце.

Cadance

завершающая музыкальную фразу гармоническая последовательность

Ему снились океаны цвета индиго. Один, теплый, как парное молоко, с плотной пеной волн, окутывал его ноги, и отражение луны, то разбиваясь на тысячи мелких осколков, то собираясь в единый витраж серебристо-голубого цвета, переливалось, дразнило и призывало идти дальше - к линии горизонта, туда, где один океан соединялся с другим в поцелуе длиною в ночь. Лунная дорожка, изогнувшись в конце, будто следуя закону преломления света, резко изменяла направление и уходила наверх, покрываясь клубящейся пылью Млечного Пути. Терпсихора танцевала, двигаясь изящно и плавно, и ее ноги скользили по воде, лишь слегка касаясь волн, потому что она сама была - вода, текучая, неуловимая, всегда ускользающая из пальцев. Она танцевала только для него, и в ее танце была ночь, поцелуй двух океанов, их неизбежное расставание с рассветом, луна, собирающая осколки своего отражения лишь затем, чтобы снова разбиться. Он шел за ней, и в конце пути, когда она остановилась, чтобы взять его за руку, небесный океан зашевелился, очнувшись от любовного оцепенения, и накрыл их своим искрящимся телом, даруя вечность и забытье.

Arpeggio

аккорд, в котором тона берутся не одновременно, а последовательно

В ее мыслях он не имел имени - просто человек, который всегда сидел за одним и тем же столиком, не сводя с нее нарочито равнодушных глаз, в глубине которых плескалось нечто, пугающее своим отчаянием и безнадежностью. Сначала ее это забавляло, потом начало настораживать, но незнакомец казался безобидным и вроде бы не собирался похищать ее, как мистер Клегг из ее любимого романа. Однажды, глядя на его задумчивое лицо, она подумала, что он коллекционер, который предпочитает любоваться живыми бабочками, порхающими с цветка на цветок. И каждый вечер приходит посмотреть на главное украшение своей коллекции.

Со временем она привыкла к нему, к его молчаливому восхищению, и даже чувствовала себя неуютно в те вечера, когда его столик оказывался пуст или занят другой компанией. Он стал той безыскусной картиной, без которой комната становится пустой и чужой; ароматом духов, по которому с закрытыми глазами можно узнать человека; неброским украшением, полностью преображающим наряд. Каждый вечер, танцуя для переполненного, шумного зала, она танцевала лишь для него - лишь его видела, когда улыбалась со сцены, лишь для него кружилась, случайно открывая смуглую кожу под летящей тканью юбки. Он смотрел на нее, клубную танцовщицу в дешевом наряде, как на богиню, и в иные минуты она готова была поверить этому взгляду. Перед сном она любила гадать, какой у него голос, любит ли он собак, пьет ли по утрам кофе, часто ли смеется. Она выучила все его привычки, пока он сидел в клубе, и, даже не зная его имени, могла сказать, хорошо ли прошел его день по положению рук, сложенных на отполированной поверхности столика.

В конце концов она подошла к нему сама, вместе со своим парнем-мотоциклистом, чересчур шумным и самоуверенным, но умевшим ее рассмешить - качество, которое она ценила в мужчинах, наверное, больше всего, потому что ей было необходимо отвлекаться от меланхолии, ставшей частью ее жизни. Она была уверена, что человек за столиком вряд ли сумеет выдавить из себя даже газетный анекдот, поэтому в вечер их знакомства ей и был нужен рядом тот, кто сможет вовремя кинуть ей спасательный круг шутки.