– Тогда у вас есть прекрасная возможность спасти мир без моей помощи. Каждое воскресенье в монастыре проводится торжественная служба. Будет она и завтра, хотя меня нет, и мать-настоятельница не сможет наколдовать призрак камня. Но это не важно. Просто во время службы один из вас, безразлично кто, должен внезапно закукарекать, а второй начать лаять. Громко, во весь голос. Вот и всё. После этого вы станете хранителями миропорядка, а я буду простой, никому не нужной девушкой.
– И я наконец смогу отцепиться от его бороды? – быстро спросил граф Арьер.
– Нет, конечно. Хранитель миропорядка будет двуедин и скреплён бородой. Поверьте, это куда притягательней камня, паломники начнут валить толпой. Второе условие то, что вам придётся безвыездно жить в монастыре. Зато колдовской мир будет спасён, а ведь именно это является вашей задачей. Никто больше не создаст крапчатого дракона, а оборотни станут и впредь безнаказанно насиловать неосторожных девушек. К тому же один из вас сможет колдовать в своё удовольствие, а второй, как и прежде, станет управлять ленными владениями, правда, на расстоянии. Кажется, это называется – дистанционно.
– Что вам известно обо мне и моих владениях? – ревниво спросил граф.
– Только то, о чём вы так громко думаете. Волшебное зеркало отражает многое. Случилось так, что сейчас я смотрю в него, и мне открыто такое, чего не следует видеть простому человеку. Не помню, кто сказал, что если долго смотреть в бездну, то бездна посмотрит в тебя. Поэтому давайте заканчивать наш интересный разговор. Я рассказала, что вам нужно сделать, чтобы спасти колдовской мир. В монастыре, конечно, скучно, а в остальном вполне терпимо. Матушка Берта готовит удивительно вкусный гювеч с купатами или с кровяными колбасками. Жаль, что зелёная фасоль уже отошла, но колдовское искусство поможет вам восполнить этот пробел. Так что думайте, господа. У вас есть целый день на раздумья. А я, вы уж не серчайте, пойду дальше.
Иван Наумов
Одинокое солнце
Рахмета взяли прямо в Марьиной Роще, в собственных хоромах, едва начало светать.
Не гавкнула сторожевая, не зазвенел охранный колоколец. Только Феодора поднялась из постели, набросила на плечи платок и скользнула к окну, почуяв недоброе.
Запотевшее стекло сверкало каждой капелькой в лучах уличного светильника. А за неверным ночным мерцанием стелилась серая рассветная хмарь.
Но что-то Феодора там углядела, лишь охнула:
– Рахметушка!
Тут и лопнула внизу входная дверь. Дубовой доски дверь, между прочим, помудрее, чем в ссудных домах Мещанской или Плющихи – от любых напастей заговорённая, с уходящими в стены запорами и коваными петлями заподлицо. Разлетелись мелкой россыпью защитные зеркала, опали пеплом обереги. Заходи кто хочешь.
Думал Рахмет через окно крышами уйти, да по стеклу уже зазмеился колючий вьюн, что ни миг – новый побег шипы выпускает.
По лестнице забухали сапоги.
Феодора не пала духом – давно знала, что однажды так и случится. Встала подбоченясь в дверях спальни, лишь глянула раз через плечо – то ли жалобно, то ли жалостливо.
– Вернусь, – негромко сказал Рахмет. – Гривни – знаешь где. Сову упреди.
Он сгрёб с подоконника несколько птичьих перьев, надломил каждое и бросил на пол. Обвёл взглядом комнату: выцветшие обои с тиснёным цветочным узором, расшитые рыбами подушки на перекидной скамье, горку, одёжные сундуки, разобранную постель…
Тугой жгут воздуха ворвался в комнату, подхватил его и вмял в потолок. Завяз Рахмет, что муха в паутине, пальцем не шевельнуть. Нос расплющило, брови к ушам поползли.
Сначала в комнату сунулись стрельцы, из коренных. Поводили влево-вправо стволами дробовиков, Феодору отогнали в угол. Даром что все в древолитовой броне с головы до пят, а глаза всё равно напуганные, понимают, что не к корчмарю на кисель зашли.
Следом через порог шагнул теневой. Кожаный плащ заговорами расшит, в пальцах правой руки ветер свистит, на плече финист когтями перебирает. Не иначе как сам начальник сыскного приказа Евпат Скорнило лично в гости пожаловал.
– Ну, здравствуй, Соловушка!
Ласково сказал, душевно. А в глазах, как в зеркале, заранее приговор написан – рудники глубокие да на годы долгие.
– Обознались, ваше благородие, – просипел Рахмет. – Ошибка, должно быть, какая. Из Подвеевых мы, никаких Соловушков тут отродясь…
Тотчас воздушный кулак въехал Рахмету под ложечку, аж слёзы навернулись. Чтоб не сомневался, значит.
Теневой, брезгливо сметя сапогом в сторону ломаные перья, подошёл близко-близко, так что остроклювая голова финиста оказалась прямо перед щекой Рахмета.
– Ты меня, древляной, байками не корми, – тихо сказал Скорнило. – Пора за дела ответ держать.
Птица коротким и быстрым движением клюнула Рахмета в шею, выдирая клок кожи с мясом.
Вошёл листвяной, затоптался в дверях. Очки на носу, бородёнка пегая, повадки учёные. Вот, стало быть, кто с дверью разобрался. Развернул он себе перед носом приказной свиток и забубнил надтреснутым голоском: