Это дверная ручка. Круглая, медная и обледеневшая. Дом старый, наверное, кто-то из жильцов выбросил. В моей коллекции такой нет. Странноватое увлечение для девушки, я согласна, но каждому свое. Лика, например, вечерние платья собирает. Тратит безумные деньги, а надевает от силы один раз. Разве не глупо?
Выковырять кусок металла изо льда очень сложно. Можно было бы расколоть лед каблуком, но я сегодня не в сапогах, а в мягких унтах. И в этом тоже виноват ИЛ! Что же делать… Я скорее сама в лед вмерзну, чем ее достану! Через пару минут я уже звонила в дверь квартиры на первом этаже. Дверь со скрипом приоткрылась, и оттуда выглянула сначала взъерошенная болонка, а потом старушка в пуховом платке, спустившимся до самых бровей. Болонка посмотрела на меня с интересом, а старушка спросила:
— Кто там?
— Ээ… Меня зовут Женя, — решила представиться я.
— Мы уже голосовали в этом году!
— Да нет, я машину оставляла у вашего дома, и замок замерз, — не моргнув глазом, врала я (про ручки ей час объяснять придется, и она все равно не поверит). — Мне стакан горячей воды нужен.
— А-а, — улыбнулась старушка, — сейчас.
Она оставила меня наедине с болонкой, которая, кажется, узнала в моих унтах бывших кроликов и решила немного поохотиться. Через минуту старушка вернулась с неземной красоты хрустальным бокалом, полным кипятка.
Быстро растопила лед на набережной, вынула ручку и отнесла бокал обратно. Старушка явно не ждала, что я вернусь.
— Да ладно, оставила бы себе на память. Может, чаю попьем, Женя?
— В следующий раз обязательно, — улыбнулась я.
— А у меня печенье есть! — с надеждой крикнула мне вслед старушка.
Карман оттягивает новенький экспонат для коллекции; ИЛ не достоин даже того, чтобы я о нем думала. Жизнь снова обрела смысл. Холодно-то как! Где-то рядом должна быть троллейбусная остановка…
Это новый изощренный способ самоубийства — ожидание на остановке. Я тут уже полчаса превращаюсь в сосульку, а троллейбуса все нет. Еще пять минут, и мне придется идти пить чай к незнакомой старушке. Недавно подъезжала маршрутка, но мест в ней было мало. Только я собралась сесть, как откуда ни возьмись выскочил весьма резвый мужичок с палочкой и, растолкав очередь из замерзших пассажиров, занял мое законное место. И для чего ему палочка? Чтобы удобнее было толкаться?
Через час я, кажется, увидела в конце улицы троллейбус. Или это галлюцинация?..
Раньше говорили: «Набились как селедки в бочку». А теперь полный троллейбус больше похож на упаковку замороженной стручковой фасоли. Все пассажиры зеленые от духоты и так закоченели на остановках, что позвякивают, когда сталкиваются.
Отдохнуть дома после тяжелого дня можно даже не надеяться. Это не квартира, а психологический диспансер. Пациентов прибавилось.
Когда я пришла, Тарас пытался накрасить Трюфеля Ликиной губной помадой.
— Тарас, немедленно отпусти собаку! — с порога рявкнула я.
— Немедленно отпусти собаку, — передразнил меня Тарасик. — Он гей и не скрывает своих пристрастий. Смотри, как ему нравится! — Он повернул ко мне Трюфеля с наклеенными ресницами и ярко-красными губами на всю мордочку.
Честно говоря, выглядит это довольно смешно. Да и вряд ли дорогущая Ликина помада опасна для собачьего здоровья.
— Тарасик, а ты не хочешь стать визажистом? — поинтересовалась я. — Будешь красивым девушкам макияж делать…
— Нет уж! Я лучше буду их… — Тут мой сексуально озабоченный братишка продемонстрировал на Трюфеле, что он будет делать с красивыми девушками. Такого унижения пес не выдержал и цапнул его за палец. Тарасик взвыл. На шум прибежала Лика в фартуке и туфлях на шпильке.
— Ну что за противная собака… — Тут она увидела накрашенного Трюфеля и рассмеялась.
Песик растерянно помахал наклеенными ресницами.
— А-а-а! Моя лучшая помада!!!
— Моя лучшая помада! — зарыдал Тарасик, упал на пол и заколотил по нему кулаками.
— Лик, может, он все-таки твой сын? — поинтересовалась я. — Его же в любой театральный вуз без экзаменов возьмут!
— МАМА! — Тарасик на четвереньках подполз к Лике и обнял ее за колени. — Маманя!!!
— У-у-у, ти мой маленький, — растрогалась Лика.
Это Тарасик-то «маленький»? Тринадцать лет, здоровенный лоб! Похабник к тому же. А меня Лика сразу бы задушила при первой попытке назвать ее «мамой». В театре она до сих пор играет юных девушек, так что двадцатилетняя дочь в образ никак не вписывается…
Только я решила, что хуже меня подруги быть не может (это я не эксплуататоршу имиджа Варю имею в виду, а Томку), как Тамара позвонила сама и предложила встретиться. Я серьезно занялась подготовкой речи о вреде наркотиков, даже в Интернет залезла. Варежку брать с собой не буду: мы теперь выглядим, как пара заговорщиков, — слишком уж похожи. Томка решит, что мы всегда заодно и все вокруг на нее ополчились.