Тертый шоколад

«Я так люблю тебя. Но ты же знаешь, конечно, знаешь. Просто есть Тата и вообще как-то у нас все не складывается, да, ИЛ? Мне бывает так одиноко, милый, но теперь ты всегда будешь со мной. Тебя не пугает слово «всегда»? Хотя это же сон, тут нет страха…»

Громко зазвонил мобильный. Я резко встала, обернулась…

А-А-А!!! Что тут делает ИЛ?!

Схватила орущий телефон и вместе с ним выскочила в коридор. Пока выскакивала, мобильник звонить перестал. Это папа, а в последний раз он в такую рань звонил, когда Тарасик сбежал из дома. На самом деле тогда все забыли, что у него кончились каникулы, и Тарас просто пошел в школу — в десять лет он был на удивление правильным мальчиком. Короче, если Федор звонит рано утром, значит, ему кажется, что случилась настоящая катастрофа. Или он угадал, что у меня кошмарный сон материализовался прямо на кровати? Ладно, не кошмарный, но ничего хорошего из этого точно не выйдет. Интересно, я вслух призналась ИЛу в любви или только подумала?.. Зато я точно помню, что его обнимала. Мрак. Ох, не надо было читать Фрейда с его подсознательными инстинктами.

Телефон снова завибрировал, я от неожиданности его выронила, нечаянно пнула ногой и поймала только в другом конце коридора. Одна из дверей открылась, оттуда выглянул взъерошенный Юра, натянул на голову рубашку, как платок и проворчал, изображая уборщицу из гримерки:

— Не дають людЯм поспать!

Я, смеясь, взяла трубку:

— Доброе утро, пап! Почему так рано проснул…

— Я и не засыпал, — резко прервал меня он. — Кончай смеяться и сядь.

— Тут негде, — все еще улыбаясь, растерянно ответила я.

— За стенку возьмись тогда, — сурово предупредил Федор. — Томка со своим парнем разбились на машине. Оба не были пристегнуты. Томка в реанимации, а парень этот, как его там…

— Леша, — прошептала я.

— Леша в коме.

— А как…

— А как ты думаешь? Все, хватит с тебя пока информации. Приезжай. Леша в «Склифе», Томка в Первой градской на операции.

Папа положил трубку. Я намертво вцепилась в стенку коридора и посмотрела на Юру.

— У меня подруга разбилась.

Он медленно стащил с головы рубашку, зашел в номер и через минуту вышел в куртке.

— Такси через пять минут будет у входа.

Я вернулась в комнату, собрала вещи. На шелковых простынях ванильного цвета ИЛ спал, по-детски сжав руки в кулаки. Вокруг на полу валялись букеты завядших роз и лилий.

Он улыбается даже во сне.

Глава 20

Cтрах

Никогда не думала, что можно ваять такси от Тулы до Москвы. В машине мы с Юрой всю дорогу почти молчали. Он держал меня за руку и только иногда спрашивал:

— Может, остановимся? Пить не хочешь?

Я качала головой. Голова раскалывалась.

В Первой градской на жесткой скамейке сидел папа. Хмуро посмотрел на нас с Юрой, как будто подумал: «Даже это используешь для того, чтобы пофлиртовать с парнем», сказал:

— Операция прошла хорошо. Во всяком случае, так врач сказал. Томка в сознании, но к ней не пускают. Перелом костей черепа и еще какая-то дрянь. О руль ударилась. Кажется, у нее что-то с лицом…

— Что с лицом? — Это просто удивительно, что я нормально разговариваю, а не бьюсь в истерике.

— Я откуда знаю! — раздраженно передернул плечами он. — У нее вся голова в бинтах была, когда сюда привезли. А бинты — в крови… — Федор судорожно вздохнул. — Мне на работу нужно. Ты звони, если что узнаешь.

Как тут хоть что-то узнать, когда все молчат, как вражеские разведчики? Хирург — плотный мужичок с острым, как скальпель, взглядом, минуту устало сыпал терминами и диагнозами, а потом, заметив мою растерянность, просто сказал:

— Все неплохо, — и потрепал по плечу твердостальной рукой.

Юра — настоящее чудо. Весь день со мной носится, как с маленьким ребенком. Принес кофе, я выпила залпом. Он испугался:

— Ты что, кипяток же!

А я с утра не чувствую ничего. И плакать не могу, не надо подавать мне носовые платочки… Приезжала Лика, крепко обняла, окутала запахом пятой «Шанели», чуть не посадила к себе на колени, но я в последний момент вырвалась. Мама.

К Томке не пускают. Неужели не понятно, что одна она волнуется в миллион раз больше?.. Пустили поздно вечером. Узкая больничная койка кажется огромной, а Томка — совсем крошечной. По капельнице на каждой руке. И еще трубки какие-то от лица, проводки от груди. Мне страшно. Ей, наверное, тоже. И больно.

— Леша там…

Она не сказала, а как-то жутко прохрипела.

— Он в «Склифе»…

На каком-то странном агрегате рядом с Томкиной кроватью замигала зеленая лампочка. Я не вовремя вспомнила, что волновать ее нельзя, но и врать ведь тоже не стоит. Или стоит? Ненавижу принимать решения. Я всегда не права, всегда…

— Как он?

Хочется заткнуть уши и бежать без оглядки, только чтобы не слушать этого страшного хрипа.

— Я не знаю. Поеду к нему, если хочешь. А потом расскажу тебе. — Я изо всех сил старалась, чтобы голос звучал бодро. — Как ты…

— Поезжай.

Такси. За окнами тает снег, мелькают огни какие-то. Шофер слушает «Юмор FM» и громко хохочет над тупыми шутками. Почему мы едем так медленно?..