Тертый шоколад

— Я только положила голову ему на плечо. И, кажется, призналась в любви. Потом из-за Томки совсем про это забыла, а теперь… Господи, Варь, какой ужас!

Даже Варежке я не смогла внятно объяснить, как ИЛ оказался в моей постели. Она сначала минут пятнадцать смеялась, не могла успокоиться, а потом спросила:

— А ты не пыталась узнать версию ИЛа? Вдруг он запомнил немного больше?

— Тебе не кажется, что это будет звучать немного странно? Ну, столько времени уже прошло…

— Это будет звучать ОЧЕНЬ странно, — снова расхохоталась Варежка. — Но у вас с ним все не как у людей. Я даже начинаю верить, что есть на свете настоящая любовь!

— В смысле?

— В смысле: влюбленного человека трезвым умом понять невозможно.

— У тебя есть трезвый ум? — удивилась я.

— На днях в шкафу нашла. Сама в шоке!

— Как мне с ним ОБ ЭТОМ говорить? Тем более сама почти ничего не помню. Не могу же спросить: «Я признавалась тебе в любви или нет?»

— Я бы не постеснялась! — заявила Варежка и топнула ногой по хвосту своей снежно-белой кошки. Не привыкшая к вниманию кошка замурлыкала.

В конце концов мне пришлось позвонить ИЛу, а то Варежка грозилась сама его обо всем расспросить. Его мобильник, умница, не подвел — снова оказался «вне зоны действия».

— Он, наверное, с Татой на даче! — радостно сообщила я.

Честное слово, сейчас мне легче мысленно уступить его Тате, чем идти на контакт. Варежка посмотрела на меня укоризненно:

— Я же говорила: расстались они с Татой! Болик с Леликом — классные шпионы, этого у них не отнять. Только не делай вид, что не обрадовалась!

— Не знаю, Варь. А вдруг он с ней расстался потому, что я сказала, что люблю его?

— Ну и что? Тебе разве не это нужно было? — вытаращила глаза Варежка.

— Я не уверена, что готова к серьезным отношениям. Мы с ним уже пробовали встречаться, и ничего хорошего из этого не вышло.

— Какой бред! «Не готова к отношениям», — передразнила меня она. — Ты же любишь его!

— А он меня?

— Так спроси у него! — раздраженно крикнула Варежка. — Или тебе легче всю жизнь ничего не знать и страдать в одиночестве?!

— Да не могу я у него спрашивать о таких вещах! Не так воспитана…

— БРЕД! Где тебя воспитывали-то? В пансионе для благородных девиц?!

— Вроде того. У бабушки, — миролюбиво ответила я.

— Ладно, прости, — сразу остыла Варежка. — Все равно я считаю, что ты ведешь себя как дурочка. Но, в конце концов, это твое личное дело. Может, пройдемся по магазинам до лекций?

Главное преимущество учебы на вечернем отделении — это… Нет, не то, что можно днем работать, а то, что можно перед лекциями пройтись по магазинам. Вообще, грех этого не сделать, когда подземный комплекс «Охотный Ряд» вырыли прямо под МГУ. Специально для удобства гламурных студенток и работников Кремля. Два часа мы с Варей носились кругами по магазинам и пытались сообразить, почему первый этаж называется третьим. В конце концов окончательно вымотались и осели в устричном баре. Я терпеть не могу устриц, улиток, рисовую лапшу и прочую скользкую пакость, так что пила апельсиновый фреш и наблюдала, как Варежка ковыряется в панцирях.

— Может, ИЛ просто перепутал комнаты?

— Ага! Или поскользнулся в коридоре, вышиб дверь в твой номер, упал на кровать и потерял сознание. Нет, сначала он снял рубашку, а потом уже вырубился.

— Варь, я серьезно!

— Вот хоть убей, не могу поверить, что ты серьезно спала рядом с любимым мужчиной и ничего не сделала!

— А что я должна была сделать?

— Поняла! — вдруг вскрикнула Варежка. — У них первый этаж называется третьим, потому что комплекс под землей! Вот они и считают сверху вниз, да? — спросила она у ближайшего официанта.

Мускулистый парень в тельняшке пожал плечами:

— Я всегда думал, что строители просто кнопки в лифтах перепутали…

— Тоже может быть, — закивала головой Варя.

Они минут десять обсуждали эту проблему с таким серьезным видом, как будто их правда волновали номера этажей. Потом в баре появились еще посетители, официант ушел, а Варежка выплюнула недоеденную устрицу и попросила счет.

— Терпеть не могу слизняков, — поежилась она, когда мы вышли.

— Господи, Варь, что мы тогда делали в этом баре?

— Как что? — возмутилась Варежка. — Ты что, не заметила, какие у них чудесные официанты?

Держите меня семеро!

Мы еле успели к началу лекции по истории религии, но педагог нас переплюнул и задержался на пятнадцать минут.

— И с какой радости я чуть каблук на лестнице не сломала? — возмутилась Варежка.

Читает Аллилуев — лектор с философского факультета, так что методы у Него тоже философские. Вот сейчас он замолк на середине фразы, задумчиво уставился в потолок и заявил:

— А ведь журналисты — это те же шаманы — посредники между людьми и недоступным миром политиков… или звезд эстрады.

Тата преданно смотрит философу в рот и при этом умудряется конспектировать («слепой» метод, высший пилотаж). А мне он совсем не нравится: сальные волосы до плеч и косматая борода. Как сказал бы Митька: «У меня эстетическое чувство страдает».

— Контагиозная магия, — вещал лектор, — учит тому, что часть всегда связана с целым…