Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

19 октября 1811 года Елизавета Алексеевна присутствовала на открытии Царскосельского лицея. Учащихся представляли царю и царице. Лариса Васильева так изобразила это: «E. R.[77], услышав фамилию „Пушкин“, внимательно смотрит на мальчика. И всё возвращается взглядом. Никому не заметное особое внимание жены императора к светловолосому хрупкому кудрявцу не укрылось от него. Телепатический дар подсказывал: она не зря тебя заметила. Он услышал её, как поэт свою музу[78], ещё не понимая, какая муза его посетила».

В этот торжественный день эмоциональный мир подростка был предельно напряжён и открыт для неожиданных впечатлений; а супруга царя как бы олицетворяла собой всё самое высокое, что происходило тогда. По свидетельству И. Пущина, Елизавета Алексеевна произвела сильное впечатление на всех лицеистов.

Через год в «Первой программе Записок» Александр отмечал: «Государыня в Царском Селе». Видеть Елизавету Алексеевну подросток мог только в её личном саду, который для лицеистов был чужим, и появление в нём посторонних не приветствовалось. То есть в четырнадцать лет юный поэт был уже увлечён прекрасной царицей, словесный портрет которой набросала французская художница Виже-Лебрен: «У неё были тонкие, правильные черты и прекрасный овал лица… бледность при этом отлично гармонировала с ангельски кротким выражением глаз. Одета она была в белую тунику. Прелестная девушка так восхитительно смотрелась в глубине комнаты, что я воскликнула: „Психея!“[79] Память об этом очаровательном видении я сохранила навсегда».

Последняя фраза воспоминаний художницы прямо соотносится с переживаниями Пушкина-лицеиста, изгнанника и зрелого мужа. Вспоминая о зарождении своего чувства к императрице, он писал в 1830 году:

В начале жизни школу помню я;Там нас, детей беспечных, было много;

Неровная и резвая семья;Смиренная, одетая убого,Но видом величавая женаНад школою надзор хранила строго.Толпою нашею окружена,Приятным, сладким голосом, бывало,С младенцами беседует она.Её чела я помню покрывало

И очи светлые, как небеса,Но я вникал в её беседы мало.Меня смущала строгая красаЕё чела, спокойных уст и взоров,И полные святыни словеса.Дичась её советов и укоров,Я про себя превратно толковал

Понятный смысл правдивых разговоров.И часто я украдкой убегалВ великолепный мрак чужого сада,Под свод искусственный порфирных скал.Там нежила меня теней прохлада;Я предавал мечтам свой юный ум,И праздномыслить было мне отрада… (3, 201)

Первым стихотворением, связанным с Елизаветой Алексеевной, были «Стансы», написанные Пушкиным на французском языке не позже 1814 года. Вот их перевод в прозе Леонида Аринштейна, автора книги «Пушкин. Непричёсанная биография»:

«Видали ль вы нежную розу, любезную дочь ясного дня, когда весной, едва расцветши, она являет образ любви? Такою глазам нашим, ещё прекраснее, ныне явилась Евдокия… Но увы! ветры и бури, лютые дети Зимы, скоро заревут над нашими головами… И нет более цветов, и нет более розы! Любезная дочь любви, завянув, падает, едва расцветшая…

Евдокия! любите! Время не терпит; пользуйтесь вашими счастливыми днями!..»

Но в «Стансах» говорится о Евдокии, а не о Елизавете Алексеевне! — воскликнут многие. Да, но, по признанию самого поэта, он втайне пел Елизавету, да и не мог он открыто назвать имя желанной, которую призывал «любить!». Кого? Да уж не царя-батюшку: соперников, как показала дальнейшая жизнь поэта, он на дух не переносил, не останавливаясь ни перед их положением, ни перед их возрастом.

К этому же году относится стихотворение «Пирующие студенты»:

Друзья, досужий час настал;Всё тихо, всё в покое;Скорее скатерть и бокал!Сюда, вино златое! (1, 64)

В конце 1815 года в журнале «Российский музеум» № 12 было напечатано стихотворение Пушкина «Измены». Лирический герой стихотворения — юноша, который всеми силами борется в своей душе с безнадёжной любовью к некой Елене (читайте: к Елизавете):