Хорошо попечение — за полгода не удосужился прислать автору его первую опубликованную книжку! Сделал это Гнедич спустя почти год, сопроводив посылку изгнаннику добрым ободряющим письмом. Обрадованный и благодарный поэт отвечал 24 марта 1821 года «забывчивому» издателю: «Вдохновительное письмо ваше, почтенный Николай Иванович, нашло меня в пустынях Молдавии: оно обрадовало и тронуло меня до глубины сердца. Благодарю за воспоминание, за дружбы, за хвалу, за упреки, за формат этого письма — все показывает участие, которое принимает живая душа ваша во всём, что касается до меня. Платье, сшитое по заказу вашему на „Руслана и Людмилу“, прекрасно; и вот уже четыре дни как печатные стихи, виньетка и переплёт детски утешают меня».
По-видимому, отвечая на вопрос Гнедича, Александр Сергеевич писал: «Не скоро увижу я вас, здешние обстоятельства пахнут долгой, долгою разлукой». Дальше распространяться не стал, а приложил к своему письму стихотворение, обращённое к Гнедичу:
Пушкин не умел (и не находил нужным) считать деньги. Содержания низшего чиновника Коллегии иностранных дел молодому повесе не хватало — жил фактически на иждивении генерала И. Н. Инзова, который очень по-доброму относился к изгнаннику. Гнедич же не спешил расплачиваться за продаваемые книги, отделываясь ссылкой на неаккуратность книгопродавца. Александр Сергеевич робко запрашивал его: «Нельзя ли потревожить Слёнина, если он купил остальные экземпляры „Руслана“?». И это в то время, когда за книжку уже платили по 25 рублей!
Не получив ответа Гнедича, обратился за помощью к брату: «Что мой „Руслан“? не продаётся? Не запретила ли его цензура? Дай знать… Если же Слёнин купил его, то где же деньги? А мне в них нужда» (10, 40).
В итоге за своё первое изданное детище поэт получил гроши и сокрушённо говорил:
— Меркантильный успех моей прелестницы Людмилы отбивает охоту к изданиям.
А Гнедич тем временем настойчиво домогался в издатели следующей поэмы Пушкина — «Кавказский пленник». Александр Сергеевич, понявший подлинную цену услужливости старшего друга, некоторое время сопротивлялся его напору, но, не найдя другого издателя, сдался. Результат оказался столь же плачевным.
Новая поэма разошлась очень быстро. По подсчётам С. Гесина, исследовавшего издательскую деятельность самого Пушкина, «Кавказский пленник» принёс Гнедичу 5500 рублей. Автор поэмы получил… 500 рублей. Грабёж средь бела дня!
Впрочем, такова была издательская практика того времени. Александр Сергеевич знал об этом, но понадеялся на приятельские отношения с Гнедичем. Не получилось. И он вынужден был расшаркиваться перед человеком, дважды ограбившим его: «От сердца благодарю вас за ваше дружеское попечение, вы избавили меня от больших хлопот, совершенно обеспечив судьбу „Кавказского пленника“» (10, 37).
Надо ли говорить, что великий поэт больше не полагался на гаранта дружеских услуг и практических дел с ним не имел. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. На первом издательском опыте Пушкин прочувствовал абсолютную незащищённость от издателей пишущего человека, и это привело поэта к мысли о необходимости его (человека) защиты — к идее, воплотившейся со временем в закон об авторском праве.
В феврале 1821 года в парижском журнале «Энциклопедическое обозрение» была опубликована корреспонденция С. Д. Полторацкого, в которой он сообщал о поэме Пушкина «Руслан и Людмила»: «Автору её г. Пушкину, бывшему воспитаннику Царскосельского лицея, ныне состоящему при генерал-губернаторе Бессарабии, всего 22 года. Эта поэма составлена из народных сказок времени великого князя Владимира. Она полна первостепенных красот; язык её, то энергический, то грациозный, но всегда изящный и ясный, заставляет возлагать самые большие надежды на молодого автора».
Это первое упоминание великого поэта во Франции. Александр Сергеевич знал о корреспонденции Полторацкого и сделал из неё выписку.
«Да имею силы быть полезен»