Критика отмечала не только точность перевода «Илиады», но и его литературные достоинства. Гнедич был незаурядным мастером слова, и Пушкин, подчёркивая это, называл Николая Ивановича поэтом. Язык всех произведений Гнедича отличался афористичностью и сочностью красок:
— Удались, мысль, недостойная разума!
— Эпосом делает жизнь великая цель.
— Истину, как и детей, нельзя рождать без болезни.
— Молитва — есть деяние души.
— В век нравственности пороки покрываются молитвами. В век безверия они нагло выказывают своё чело.
— Строгие, чистые нравы и благочестивая мысль ещё более нужны в союзе с музами, чем гений.
— Никто не отвергает Бога, кроме тех, которым не нужно, чтобы существовал Он.
— Получивший благодеяние будет всегда о нём помнить, если сделавший его о нём забудет.
— Государства доводятся до такого положения, что в них мыслящему человеку ничего не можно сказать без того, чтобы не показаться осуждающим и власти, которые это делают, и народ, который это переносит. В такие времена безнадёжные должно молчать.
— Горе безрассудному, который начнёт говорить, что думает, прежде нежели обеспечил себе хлеб на целую жизнь.
— Лицемерие, притворство, вот верховный закон общественный для того, кто рождён без наследства.
— Нет равенства в природе, нет его на земле и не может быть в обществах человеческих.
Николай Иванович трепетно относился к призванию писателя; его мысли о предназначении и долге того, кто посвятил себя служению русскому слову, актуальны и сегодня.
«Писатель своими мнениями действует на мнение общества, и чем он богаче дарованием, тем последствия неизбежнее. Мнение есть властитель мира. Да будет же перо в руках писателя то, что скипетр в руках царя: твёрд, благороден, величественен! Перо пишет, что начертается на сердцах современников и потомства. Им писатель сражается с невежеством наглым, с пороком могущим и сильных земли призывает из безмолвных гробов на суд потомства. Чтобы владеть с честию пером, должно иметь более мужества, нежели владеть мечом.
Но если писатель благородное оружие своё преклоняет перед врагами своими, если он унижает его, чтобы ласкать могуществу, или если прелестию цветов покрывает разврат и пороки, если вместо огня благотворного он возжигает в душах разрушительный пожар и пищу сердец чувствительных превращает в яд: перо его — скипетр, упавший в прах, или орудие убийства!
Чтобы памяти не обременять сими грозными упрёками, писатель не должен отделять любви к славе своей от любви к благу общему».
Слово у Николая Ивановича не расходилось с делом, с его поведением в общественной жизни, в общении с коллегами. П. А. Вяземский вспоминал:
— Гнедич в общежитии был честный человек, в литературе был он честный литератор. Да и в литературе есть своя честность, свое праводушие. Гнедич в ней держался всегда без страха и без укоризны. Он высоко дорожил своим званием литератора и носил его с благородной независимостью.
Николай Иванович был на пятнадцать лет старше Пушкина, и это во многом определило их отношения. Гнедич преклонялся перед гением Александра Сергеевича, сочувствовал великому поэту в его невзгодах и старался помочь ему. Пушкин отдавал старшему коллеге должное как поэту и переводчику уникального памятника литературы, ценил его целеустремлённость и качества человека открытого, доброго и сострадательного. Но особой близости между ними не было, хотя Гнедич относился к молодому поэту по-отечески. Тем не менее Александр Сергеевич не забывал старшего друга: следил за его творческой деятельностью, поздравлял с праздниками. Впрочем, внимание было взаимным. Приветствуя выход «Сказки о царе Салтане», Николай Иванович писал:
Получить такую оценку от незаурядного поэта, принципиального и высоконравственного человека многого стоило. Размышляя о судьбе Гнедича, о его высоком, самоотверженном служении поэзии, Пушкин писал незадолго до кончины Николая Ивановича:
Умер Гнедич 3 февраля 1833 года, прожив сорок девять лет и один день. Пушкин участвовал в его похоронах и подписался на сооружение его памятника.
«Ты человечество презрел»