Да, Наполеон усмирил бушевавшую целое десятилетие (1789–1799) революционную бурю, а затем пятнадцать лет успешно отражал все поползновения коалиций европейских держав покорить Францию и возродить в ней власть Бурбонов.
— Поведение всех правительств по отношению к Франции, — говорил император, — доказало мне, что она может полагаться лишь на своё могущество, то есть на силу. Я был вынужден поэтому сделать Францию могущественной и содержать большие армии. Не я искал Австрию, когда, озабоченная судьбой Англии, она вынудила меня покинуть Булонь, чтобы дать сражение под Аустерлицем. Не я хотел угрожать Пруссии, когда она принудила меня пойти и разгромить её под Иеной.
Словом, в создании могучей армии и успешном отражении семи (!) коалиций иноземцев ничего позорного не было: защита Отечества — священный долг любого народа. А все семь коалиций начинали войны с Францией первыми, и Наполеон резонно говорил по этому поводу:
— В чём можно обвинить меня, чему не было бы оправдания? В том, что я всегда слишком любил войну? Так я всегда только защищался.
В упомянутом выше сражении при Аустерлице участвовала и русская армия. Расплачиваться за жестокое поражение пришлось в Тильзите, где Наполеон принудил царя присоединиться к континентальной блокаде Англии, что наносило торговый ущерб России. Александр I признал все завоевания Наполеона и суверенитет Франции над Ионическими островами, которые контролировал российский флот.
Тильзитский мир вызвал недовольство всех слоёв населения России. Характерен в этом плане случай с Н. М. Карамзиным. В одной из своих поездок у станции Яжелбич он обратил внимание на толпу взволнованных крестьян.
— О чём это шумите, ребята? — спросил Карамзин.
— Да как же, батюшка! — отвечал один из более речистых. — Царь наш, видишь, помирился с Наполеоном, а он ведь (сказано было) антихрист!!![43]
— Эх вы, братцы! — возразил Карамзин. — Да разве не прочли в газете, что дело-то было на воде; мир заключён посреди реки: вот царь прежде окрестил его, а там уж помирился!
— Ой ли так?! — закричали крестьяне. — Ну, слава богу!
И, сняв шапки, крестились и весело разошлись по домам.
Слова «Аустерлиц» и «Тильзит» долго резали слух русского человека, о чём мы и читаем в следующих строках стихотворения:
Да, в 1812 году русские вполне рассчитались с Наполеоном и за Тильзит, и за Аустерлиц. Это было для поэта в порядке вещей (русские всегда побеждали), но он не мог понять, как великий воитель, при его незаурядном уме, решился на такой шаг, как поход в Россию. Уникальные данные французского императора отмечали многие, даже коварный и лживый Шарль Морис де Талейран-Перигор, ненавидевший Наполеона и пытавшийся организовать его убийство:
— Его гений был поразителен. Ничто не могло сравниться с его энергией, воображением, разумом, трудоспособностью, творческими способностями.
Мысль Пушкина билась над вопросом: кто обуял (затмил) дивный ум прославленного полководца и государственного деятеля? Причин этому было много, но главная — Индия, как слабое звено в цепи британских завоеваний. Наполеон считал Александра I слабым правителем и трусливым человеком, окружённым сановниками, готовыми предать его при всяком удобном случае, о возможности чего царь сам писал ему: «Земля тут трясётся подо мною. В моей собственной империи моё положение стало нестерпимым».
Очень низкого мнения был воитель в целом и о России: «Варварские народы суеверны и примитивны. Достаточно одного сокрушительного удара в сердце империи — по Москве, матери русских городов, Москве златоглавой, и эта слепая и бесхребетная масса падёт к моим ногам».