Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения

Роршах даже указывал, что динамично само возникновение идей в человеческом сознании. Чтобы получить идею, человек должен «обладать интуицией, затем выхватить идею из потока мыслей и принять ее как нечто цельное; он должен быть способен быстро переключаться

от широкого к узкому» (курсив автора). Не имея фокуса, любая вспышка интуиции останется «поверхностной словесной шелухой, воздушным замком, который невозможно адаптировать в реальной жизни». Чрезмерно рациональная или строгая личность парализует интуицию. Эти хорошо известные истины «очевидно, не являлись новым вкладом», отмечал Роршах. «Что действительно ново — так это тот факт, что мы можем проследить за конфликтом между подавляющим сознательным и подавляемым бессознательным посредством теста», видя в действии, как компульсивная гиперкритичность пациента душит его продуктивную интуицию и свободную внутреннюю жизнь. Чернильный тест давал больше, чем статичные результаты, — он позволял Роршаху проследить за динамическими процессами сознания.

Неподражаемость его собственных интерпретаций, наряду с неловкими попытками таких последователей, как Бен-Эшенбург и Рёмер, должна была заставить Роршаха задаться вопросом: а сможет ли кто-то, кроме него, надлежащим образом использовать чернильный тест? В то же время новая масштабная работа Карла Юнга не оставила ему иного выбора, кроме как взглянуть в глаза еще одной проблеме: как его личное видение может быть преобразовано в повсеместно применяемый тест? Или не может?

Книга Юнга «Психологические типы», опубликованная в 1921 году за месяц до «Психодиагностики», рассматривала два базовых человеческих подхода к жизни — интроверсию и экстраверсию. Юнг добавил четыре главные психологические функции: суждение о мире путем мысли, противопоставленной чувству, и восприятие мира через ощущения, противопоставленные интуиции. Эти категории могут казаться знакомыми — подход Юнга был впоследствии популяризирован в виде теста Мейерса — Бриггса. Вопросы о том, как мы судим о мире и воспринимаем его, были, разумеется, и центральной темой чернильного эксперимента. Но важность «Психологических типов» Юнга для Роршаха простиралась дальше этих вопросов.

Юнг писал об интроверсии и экстраверсии с 1911 года, и, в то время как Роршах адаптировал и модифицировал эти термины для чернильного теста, идеи Юнга тоже видоизменялись. Прочитав «Психологические типы», Роршах жаловался: «Юнг придумал уже четвертый вариант интровертности — всякий раз, когда он что-нибудь пишет, концепция снова меняется!» В итоге их определения сошлись, и заявление Роршаха, сделанное в «Психодиагностике», — что его концепция интроверсии «вряд ли имеет что-то общее с теорией Юнга, кроме названия», — больше не соответствовало действительности, поскольку оно касалось только версий юнгианской теории, опубликованных до 1920 года, когда Роршах еще только писал свою книгу.

Как и Роршах, Юнг отвергал статичное классифицирование результатов исследований и настаивал, что живые люди всегда являют собой сочетание типов. Юнг описывал, как одни части личности компенсируют другие, — например, люди, сознательные интроверты или мыслители, могли быть носителями бессознательной интроверсии или чувственности. В длинных, проницательных описаниях взаимодействий в реальном мире он показывал, как поведение людей одного типа может быть верно или ошибочно истолковано другими, смотрящими на мир с точки зрения их собственных типов. Категории, предложенные Юнгом, предназначались не для того, чтобы присваивать поведенческие ярлыки, а для того, чтобы помочь разобраться в сложностях реальных жизненных ситуаций.

Суть, однако, состояла в том, что все люди разные. Когда Юнга спросили, почему он утверждает, что существует четыре типа, именно эти четыре, каждый в экстравертной или интровертной форме, он ответил, что эта схема была результатом долгих лет личного психиатрического опыта, — просто уж таковы люди.