Тетерев мечты [сборник litres]

Остановились на двух тысячах евро. Каспар взял в рублях по курсу и тут же скрылся.

– За коксом побежал, – резюмировал Феликс. – Или за метом.

Феликс уже собрался покинуть унылое мероприятие, как вновь услышал восторженный возглас Марата:

– А вот это уже просто фантастика! Это уже запредельно! Это будет прорыв!

К стене была прикреплена лакированная столешница от старого румынского гарнитура. С неё свисали мотки коричневого скотча, закреплённого сзади. В отверстия мотков была вложена ветка. Обычная засохшая ветка.

– Просто восхитительно! – не унимался Марат.

– Просто хуйня! – не поддержал Феликс.

Рядом с деревянной несуразицей висела рамка со стихотворением:

Для кого-то это ветка,Для кого-то светлый луч.Не спеши с вердиктом, детка,

Отыщи к истокам ключ.

Автора звали Гордей Пробастырский.

– Перед нами инсталляция или флешмоб? – спросил Феликс.

– И то и другое, – ответил Шпильман. – И это то, о чём мы говорили с Третьяковкой. Им был нужен прорыв. И вот он – прорыв.

– Не силён в живописи, но такую херь Третьяковка у себя в жизни не повесит, – отреагировал Феликс.

– А вот спорим, что повесит, как ты изволил выразиться. Только не повесит, а найдёт одно из лучших мест для экспонирования. Спорим? – вошёл в азарт скупщик краденого.

– Спорим, – протянул руку Феликс. – Десять бутылок двенадцатилетнего Highland Park. Коряга должна появиться в Третьяковке не позже чем через год.

– Принято десять бутылок двенадцатилетнего Highland Park.

– Что за Гордей Пробастырский? – спросил Юра.

– Легенда авангарда. Лидер арт-кружка «Притон вдохновенья». Ещё он работал под псевдонимом Савелий Ибанько. Я знал, что Гордей уехал в Латвию. На него уголовка была за хищение грантов, но успел уйти, а латыши политическое убежище дали. Сейчас дело уже закрыли. Честно говоря, думал, окочурился давно. Гордей пил много и траву выкуривал газонами.

Через три месяца Феликсу позвонил Шпильман, попросил открыть один из новостных сайтов и зайти в раздел «Культура». Заголовок гласил: «Уникальная работа Гордея Пробастырского „Ветка света“», приобретена за 180 тысяч евро и выставлена в одном из главных залов Третьяковки». На фотографии застыли безвкусно одетые полные женщины, неопрятный Марат и какой-то сморщенный алкоголик с признаками скорого исхода. Феликс купил одиннадцать бутылок обещанного виски. Сам вручать их Марату не стал, побрезговал. Десять передал с курьером. Одиннадцатую Феликс долго смаковал, сидя на балконе.

Обстоятельства

Феликс решил убить в себе алкоголика. Знакомый посоветовал слетать в Ригу на какой-то чудодейственный детокс. Недешёвое удовольствие. На эти деньги можно уйти в запой на пару месяцев, а то и больше. Слабо прогретый салон «боинга» медленно заполняли вялые пассажиры, которых встречали две миловидные латышки и юный стюард-гомосексуалист с выкрашенными перьями волосами. Неестественно вытягивая шею, гомик приторно улыбался и кивал продолговатой головой размером с помятую маленькую дыню. Одну из бортпроводниц звали Инара – рельефная девушка с большой грудью и коротко стриженными золотистыми волосами. Тоненький носик был чуток вздёрнут, щёчки напоминали малиновые шарики мороженого. Щиколотку правой ноги девушки обвивал золотой браслет, и стоило Монахову увидеть это украшение, как желание овладело им в разы сильнее. И вообще любые поездки Феликс рассматривал не только как перемещение из пункта А в пункт Б, но и как возможность влюбиться. Влюблялся Феликс на заднем сиденье автобуса, в плацкартных, общих и купейных вагонах, но чаще всё происходило со стюардессами.

Самый запоминающийся секс случился в туалете самолёта. До того, как они с крохотной и похотливой бортпроводницей Верой уединились в кабинке, там успел покурить какой-то пожилой грузин. От Феликса пахло перегаром, дорогим одеколоном, и, смешиваясь с сигаретным дымом, эти запахи являли не самый приятный коктейль. Вера кусала губы и несколько раз больно ткнулась лбом в стенку. Феликс же, крепко сжимающий рукой водяной кран, закидывал голову назад и бился о пластмассовую обшивку затылком. Гул двигателей заглушал их стоны, а сам акт заоблачной любви смотрелся более чем комично. Сразу после оргазма Вера обхватила голову руками и прошипела: «Хоро-шо-о! Очень хоро-шо-о, сука! Будто в прокуренной цистерне с виски и одеколоном поимели». Поправив шевелюру и открыв дверцу, Монахов увидел всё того же грузина. Разминая в руках сигарету, кавказец подмигнул улыбающейся за спиной Феликса Вере:

– Как будто «Эмманюель» второй раз посмотрел. Только без картинки, но зато с хороший звук.