Тетрадь с гоблинами

Аха-ха, всего-навсего Ульфир.

* * *

ЧТО ТАКОЕ УЛЬФИР, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?!

– Маленький, маленький Ульфир, – сказало существо.

– Ты опасный?

– Какой же я опасный?

– Откуда я знаю.

Я аккуратно закрыл рюкзак. Гугл на запрос «ульфир» никаких результатов не дал, а Википедия предложила мне внести новую статью. Оставался Грохид, однако к Тетради меня не тянуло. Для начала сами разберемся.

– Што же сделал тебе маленький Ульфир, што же? – донеслось из рюкзака.

– Ты неудачный эксперимент? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

– Сам ты такой.

– А кто ты тогда?

– Маленький Ульфир.

Что я могу сказать: он действительно маленький. Значит, и в том, что он «ульфир», можно не сомневаться. Я перенес рюкзак на рабочий стол с первыми солнечными лучами и открыл.

– Эй, што же ты делаешь, а ну закрой сейчас же!

– Ты че, э?

– Закрой, закрой, закрой!

– Тихо ты! Разбудишь всех. Что закрыть: окно или рюкзак?

– Окно.

Я повиновался – захлопнул окно, задернул шторы, и вон ту щелочку, на самом верху, даже ее прикрыл, встав на тумбочку. Комната погрузилась во мрак, от которого я испытал дискомфорт, совершенно неоправданный.

– Маленький Ульфир не опасен для тебя, – сказало существо тихо. – Солнце опасно для Ульфира.

– Откуда ты?

– Не скажу тебе ничего.

– А вот это видел?

Я показал кулак.

– Я меньше, ч-чем ты, в сто раз. Я не опасен. И не открывай то, что ты каждый раз открываешь. Я живу во снах. Я – кошмар!

Обычно я, конечно, тормоз, но тут кое-что складывалось, и я не мог не возликовать от своей догадливости. Башня, ночь, кошмар, сторож…

– Так это ты тот комок, который снился Стивену?

– Я ж-жил во снах человека. Он неказистый. А я не комок. Я – лучший ночной кошмар!

Я сел на кровать в позе лотоса.

– Так ты – это правда?

– Сны – первая из правд. Правдивее, чем правда.

– А мои сны ты видел?

– Страшные гадливости овладели твоими сновидениями, распоряжались ими себе впрок. Но я захлопнул дверь. Их имен не узнал. Быть может, они не имеют имен – но теперь ты от них далеко. Теперь они далеко от тебя.

Действительно, этой ночью я не лунатил.

– У моего друга тоже Безымянные в голове, – сказал я. – Освободишь и его сны?

– Конешно. Ульфир добрый!

* * *

Я пришел на кухню, где Мелкий, болтая ногами, пил теплое молоко, а мама жарила свои фирменные сырники.

– С каким вареньем будете? – спросила она.

– С черешневым, – ответил Мелкий, уже захлебываясь слюнями. Я в возрасте Мелкого терпеть не мог завтраки, меня тошнило. А этот точит независимо от времени суток. Что за поколение!

– А ты?

– Я с медом и сметаной. Где папа?

– Только что вышел. Говорит, всю ночь не спал, думал над проектом, в итоге что-то там гениальное начертил и пошел проверить, получится ли воплотить.

Я выронил из рук чашку с чаем. Она не разбилась, но чай растекся по всему столу, а одна струйка полилась на пол. «Ты что?!» – вскрикнула мама и кинулась за тряпкой. Я помог ей прибрать. Прямо сейчас папа увидит, как надругались над его работой! Он не выдержит… Слабое сердце. Отца год назад уже увозили с инфарктом.

– Руки-крюки у тебя? – спросила мама.

– Я просто задумался. Прости.

– РУКИ КРУКИ! – обрадовался Мелкий.

Наконец на кухню зашел папа. Увидев его лицо, я чуть не зарыдал. Он весь осунулся, дрожал, глаза смотрели сквозь нас.

– Прилягу, – сказал он и вышел из кухни. Мама положила оставшиеся сырники передо мной и Мелким и в волнении засеменила за папой.

Глава 18. Очередной ритуал в жизни Дмитрия Каноничкина

Во дворе царил полный хаос. Как после смерча: все разбросано, разорвано, разворочено. Какие-то пенсионеры покачивая головами, переговаривались между собой.

– Столько сил, столько сил! – повторяла бабуля. – Бедняга.

– Может, это он сам? А?

– Как так – сам? Зачем?

– Такое тоже может быть. Надоело ему! Кто их знает? А кто убирать это все будет? Вот мой вопрос. Чай не бумажный пакетик отнести. Тут экскаватор потребуется.

– Службы уберут… Службы.

– Какие службы?

– Какие-то службы. Надо бы позвонить…

– Вот он пусть и звонит.

– Слышали о том, что ночью случилось? – продолжала первая бабуля. – Какой-то медведь объявился, город терроризирует. Уж не с зоопарка ли сбежал?

Я опустился на колено, чтобы перевязать шнурки.

– Медведь? Ты в своем уме, Настасья?

– В своем, в своем. Новости почаще смотри. Какой-то зверь – не то медведь, не то здоровый волк, напал на пьянчуг.

– С чего ты взяла, что медведь?

– Дак он им все конечности поотгрызал! Репортеры много чего не показали, но крови было!.. Говорят, в реанимации сейчас, на всю жизнь калеки.

– Живы, что ль?

– Живы, живы.

Я быстро поднялся. Схватился за поручень турника, чтобы удержаться на ногах.

– Ты чего, малец?

– Так, Настасья, это ж сын евонный… Пусть идет.

– Может, это он натворил?

– Все быть может.

Волк, медведь… Буйвол. Воспоминания, точно сон, бурлили в котле подсознания. Пасть вгрызается в человеческую плоть. Пес, измененный по моей затуманенной воле, напал на людей; на виновных, на сволочей, но кто мне дал право делать из них кровавое месиво?

Способен ли я контролировать это? Вот в чем главный вопрос. Не такими я представлял себе Ригори. Ох, не такими.

* * *