Тетрадь с гоблинами

– Ульфир – не человек. Ульфир – ульфир. Маленький. Притворись – и они явятся, и Ульфир их прогонит.

– А как они…

– Притворись, – сказал Ульфир строже.

– Хорошо. Я попробую, – вздохнул Рома.

В качестве лежбища Рома избрал капот. Подложил под голову старую подушку; я укрыл его полотенцем, которым дядя Валера вытирает руки. Для достоверности.

– Правильно? – спросили мы у Ульфира.

– Правильно, – Ульфир стукнул отверткой по гаечному ключу.

Рома закрыл глаза, и начался цирк. Я засмеялся. На самом деле, проржался на год вперед! То, как Рома изображал храп: “Хр, хр, хр” – лучшая миниатюра в моей жизни.

– Че ты ржешь там!

– Прости, я не могу… Хр-р-р-р-р!

– Нужна тишина, – сказал Ульфир и указал мне на табуретку. Я подставил ее к “изголовью” роминой “кровати”, стараясь сдерживать приступы смеха.

– Я нормально притворяюсь? – спросил Рома.

– Ты идеален!

– Засыпающие не говорят! – отругал его Ульфир.

Маленький ночной кошмар протянул руку, и она повисла над лицом Ромы, как летающая тарелка – над коровой.

– Они близко.

– Кто?

– Ш-ш-ш.

Я чувствовал, что вот-вот нагрянет магия. Мои поджилки тряслись и говорили об этом, моя филейная часть, мои легкие, почки и пространство перед глазами – весь я. И я не ошибся. Вокруг Ромы и Ульфира, сначала неуловимо, но все отчетливее с каждой секундой, проявлялись, сплетаясь, белые нити. А тени – тени каждого предмета, моя тень, тень Ромы и Ульфира – дрожали. Белые нити выскальзывали из теней, как червяки из земли после дождя.

Тень, которую отбрасывал я, билась в агонии сильнее остальных; присмотревшись, я обнаружил, что она и не моя вовсе; не моя, потому что нет у меня такой огромной головы, такой пасти, таких когтей… И я не таких чудовищных размеров.

– Злобные злыдни тут, – сказал Ульфир.

Свет в гараже погас. Рома этого не увидел. А я… Я подумал, что сейчас наконец-то встречусь с семьей. Будто за воротами меня ждут настоящие родители, они машут мне и готовы принять в свои объятия. Они меня слышат – понял я. Они не могут ничего сказать, они здесь, но они – бесконечно далеко.

– Братья мои, – прошептал я. Или не я?

Стены гаража исчезли. Наш мир слился с другим миром, глубоким и правильным. Я видел, как Ульфир, размахивая руками, кого-то отгоняет, я слышал, как тело Ромы хлопнулось о бетонный пол, но эти дела меня более не волновали.

– Придите, – сказал я. Но никто ко мне не тянулся. Между нами простирался космос, и я не мог их встретить прямо здесь, прямо сейчас. – Придите, – повторил я.

– Уходити! – сказал Ульфир, гневно взглянув на меня, и на том поставил точку.

Мир вернулся в нормальное состояние.

* * *

– Это что было вообще?! – донесся голос Ромы из-под машины.

И когда он успел туда забраться?

– Это они были. Те самые, – сказал Ульфир.

– Безымянные?

– Ага.

– Когда ты из меня их прогонял, так же все было? – спросил я.

– Да.

Жесть.

Только представьте себе мою прекрасную комнату, в которой, пока я спал, нарушались все мыслимые законы перспективы и физики. Стоило Ульфиру сказать “уходити”, как аномально “родственные” чувства во мне утихли. Что ж со мной не так? И что не так с Ромой?

Не считая того, что это, в принципе, Рома.

– Рома теперь свободен?

– Свободен.

– Славно. Ромыч, вылезай.

– Никуда я не вылезу!

– Ты будешь сидеть там до скончания веков?

– Да.

– Прекращай, все в порядке.

Он ответил секунд через двадцать:

– Точно?

– Точно.

– Я видел апокалипсис.

– Это хорошо. С почином тебя.

– Ты тоже видел?

– Видел. Ульфир, что это было за место?

– Ничего.

– Так оно называется – “Ничего”?

– Нет.

– Да уж. Каши с тобой не сваришь.

– Каш-ш-ши? Ульфир хочет каш-ш-ши. Што это?

Рома выкатился из-под машины и просунул руку в погребок.

– Я после такого стресса и сам готов сожрать сырую картошку целиком.

– Почисти ее хотя бы.

– Тебе достать?

– Нет, спасибо.

Какое-то время мы приходили в себя. Рома отряхивал брюки.

Я пообещал Ульфиру, что сварю ему свою любимую кашу – тыквенную с молоком. Мы чуть-чуть поговорили об “осознанных сновидениях”. Рома сказал, что это все чушь, мол, управлять тем, что снится, нельзя, а я заверил его в обратном. Меня поддержал Ульфир.

– Это можно, – сказал он, изучая колесо “форда” (создание оказалось крайне любопытным), – но вы в этом не мастера.

– Мы с Ромой?

– Человеки. Все человеки. А Ульфир – мастер.

Я понимал, что ничего еще не закончено. Многое, скорее всего, даже не начиналось, и миссия по спасению Орвандии, как и прежде, лежит на мне тяжким грузом.

Но наши с Ромой сны, по крайней мере, снова принадлежат нам.

– Ром?

– А.

– Я Ульфир, – сказал Ульфир.

– Я знаю. А это Рома.

– Здравствуй, Рома.

– Здравствуй, здравствуй.

– Ром, мы должны еще кое-что сделать.

– Что опять? Еще один ритуал?

– Насчет ритуала не уверен. – Я выдержал паузу, не представляя, как на предложение отреагирует мой друг. – Но нам надо пойти к твоему соседу.

– Ни в коем случае! Дима, я не пойду к нему ни за что на свете категорически никогда. Он меня убьет. Я был у него дома! Он же псих.

– Ты говорил, он волшебник.