Тевтонский крест

О, с каким наслаждением Бурцев впечатал кулак в скулу заклятого врага. Куявец кубарем выкатился из комнаты Ядвиги. Следовавшие позади воины едва успели подхватить князя. Бурцев навалился на дверной засов. Есть! Заперто! Дверь вздрогнула. Раз, другой… Он оглянулся.

Аделаида — уже переодевшаяся, с пылающими глазами и занесенной кочергой была готова к схватке. Похвально, да только кочерга — не самое подходящее оружие против бойцов Казимира.

— Сюда! Скорее! — Ядвига уже вырывала оконную раму с бычьим пузырем. Тайный путь ее любовников был сейчас последней надеждой.

Бурцев кошкой вскочил в оконный проем. Выглянул наружу. Никого! Пока никого… Он обернулся к девушкам. Протянул руки. Схватить обоих сразу, втянуть за собой, потом спрыгнуть, поймать внизу одну, другую и — деру…

Служанка не осмелилась идти вперед госпожи, Аделаида тоже медлила по непонятной причине. А дверь уже трещала от мощных ударов. С косяков сыпалась щепа…

— Ну же! — поторопил Бурцев.

— Ступай сам, Вацлав, — княжна указала ему кочергой за окно. В глазах — тоска. — Иди один, и ты еще сможешь спастись. Мы будем тебе помехой.

Хрясь! Жалобно застонала скоба засова. Покорежились дверные петли.

Аделаида рассуждала здраво: вдвоем и, тем более, втроем им далеко не уйти. Поздно. Слишком поздно. Но…

— А как же ты?! — он испуганно воззрился на княжну, мельком взглянул на Ядвигу. — Как же вы?

— За нас не беспокойся. Меня не тронут. Ядвигу тоже. Я скажу, что она силой удержала меня от побега. Казимир только вознаградит ее за это. Спасибо за твою верность, Вацлав. Даст Бог, еще свидимся. А сейчас Господь не на нашей стороне. Не противься его воле, мне будет жаль, если ты погибнешь из-за меня.

Глаза Аделаиды повлажнели.

— Но свадьба?! — в отчаянии вскрикнул он.

— До победы над татарами свадьбы не будет. А пути Господни неисповедимы…

Бурцев скрежетнул зубами. Уж теперь-то он точно сделает все, чтобы победителем в этой заварушки вышел Кхайду-хан.

— Беги, Вацлав!

Дверь ходила ходуном и держалась на честном слове. Он покачал головой.

— Я… Я не могу так.

— Ядвига, помоги ему, — шепнула княжна.

В мгновение ока служанка оказалась у окна и неожиданно сильно толкнула Бурцева обоими руками. Удержать равновесие в маленьком оконном проеме было нереально. Падая, Бурцев едва успел сгруппироваться у самой земли. Рухнул в грязь, перекатился через плечо. И услышал, как слетела с петель вышибленная дверь. Топот, крики, лязг железа и рев Казимира:

— Где он?! Схва-тить!

В окно уже лез Францишек с обнаженным мечом. Из-за угла купеческого особняка выскочили еще двое вооруженных куявцев. От склада-казармы тоже бежали люди князя.

Бурцев затравлено огляделся. Опустевшая улочка. Справа и слева — сплошная стена домов, лавчонок, мастерских и складов. Напротив — храм девы Марии, огороженный от торговых кварталов высоким — в два человеческих роста — забором с беломраморными ангелами поверху. Вот где спасение!

Препятствие он взял сходу. Декоративные крестообразные отверстия в церковной ограде послужили упором для рук и ног. Бурцев взлетел на ограду, перевалился между двумя крылатыми ангелами, спрыгнул вниз. Отягощенные доспехами и потому не столь ловкие преследователи разразились проклятиями. А он уже со всех ног несся к противоположной стороне храмового комплекса. К воротам.

Увы, все оказалось не так просто. Из ворот на территорию храма валила галдящая толпа. Судя по всему, народ вытесняли с улицы, а любопытные горожане всячески упирались, стараясь хоть что-то рассмотреть за чужими спинами… М-да, сквозь такое столпотворение хрен пробьешься.

Бурцев свернул на небольшую цветочную клумбу и с разбега вновь вскарабкался к фигуркам на церковной ограде. Подтянулся, глянул вниз — под мраморное крыло. Эх, вот ведь незадача!

По улице неторопливо шествовала пышная процессия. Вооруженные рыцари, оруженосцы, слуги… Во главе колонны — под стягом с изображением белой стрелы на красном фоне — ехал высокий всадник. Добротные доспехи, богатые, расшитые золотом и серебром одежды. Светлые волосы наездника, аккуратно подстриженные над бровями, по бокам и сзади свободно ниспадали на плечи. Худощавое лицо отмечено печатью кротости, скорби и смирения, свойственных, скорее, монаху, нежели воину. Тем не менее, на боку всадника висел длинный меч, а сам он восседал на крепком боевом жеребце. Оруженосцы везли за своим господином треугольный щит все с той же — белой на красном — геральдической стрелой, тяжелое рыцарское копье и островерхий шлем, на котором величественно покачивался роскошный плюмаж из павлиньих перьев.

— Дорогу князю Силезии Генриху Благочестивому! — торжественно провозгласил горластый глашатай из свиты скорбноликого всадника. — Дорогу княжескому войску, выступающему навстречу верному союзнику и доблестному королю Богемии Венцеславу.