Тевтонский крест

Тот, кого назвали Мацько, попытался облапал пригожую горожанку. Взвизгнув, девица оттолкнула кнехта корзиной. Солдафон однако, напирал, прижимая жертву к сточной канаве:

— Ну же, красотка. Ты ведь не откажешь в ласке доблестным воинам князя Генриха Благочестивого?

Ох, хотелось бы сдержаться, искренне хотелось вести себя тише воды, ниже травы, но и не вступиться за девушку Бурцев не мог. Подобные типы его всегда бесили.

Левая рука сама опустилась на плечо Мацько, резко развернула его, а правый кулак хрустко врезался в подбородок «доблестного воина». Клацнули зубы. Пьяный кнехт повалился спиной в нечистоты. Через секунду за Мацько последовал и его товарищ более внушительной комплекции. Оба успокоились. Судя по ноющим костяшкам правой руки — надолго.

— Ого! — восхищено выдохнула горожанка. — Кмет, а бьется не хуже иного рыцаря. Тебя как звать-то?

Бурцев вздохнул. До трактира дойти ему теперь, похоже, не суждено.

— Вацлав. А ты кто такая?

— Ядвигой кличут.

Девушка опасливо стрельнула глазами по сторонам:

— Знаешь, что, Вацлав, пошли-ка со мной. А то эти двое, не ровен час, очухаются. Или дружки их искать начнут. Или стража городская появится. Избиение воинов Генриха Благочестивого — это не шутка. За такое простого кмета вздернут на этой самой площади. Идем-идем, не стой столбом. Заодно и корзину поможешь донести.

Бурцев не успел опомниться, как корзина с платьями уже оттянула ему руки. Но вообще-то новая знакомая дело говорит. Не хватало сейчас попасть в темницу или на эшафот! Он поспешил за девушкой. М-да, а корзиночка-то увесистая, даром, что одни тряпки в ней.

— Для кого платья, Ядвига?

— Для госпожи моей, — затараторила полячка. Удалившись от трактира на пару кварталов, она снова заулыбалась. — Нынче люди осады и голода боятся, так что на рынке съестного днем с огнем не сыщешь, зато любую одежду за полцены купить можно. Я сэкономила сегодня не одну гривну и целую уйму скоецев и грошей. А мне так и сказано было: что останется, мол, то — твое.

— Поэтому ты такая веселая, да? — усмехнулся Бурцев. Жизнерадостная Ядвига нравилась ему все больше.

— А чего грустить-то? Уныние — грех, Вацлав.

— А татары как же, в грех этот тебя не вгоняют?

Горожанка только отмахнулась:

— Подумаешь, татары. Они ведь тоже не всесильны. И на них управа скоро найдется.

Бурцев насторожился:

— Откуда ж такая уверенность?

— У нас в доме паны всякие сейчас бывают. И простые рыцари. И знатные. И очень знатные. Очень, Вацлав! Как послушаешь их беседы, так и татары не страшны. Рать против племени Измаилова собрана великая. А еще большая рать подступает к Легнице из Богемии. Чешский король к нам на подмогу идет.

Вот оно! То, за чем он шел в злополучный трактир, можно выведать у разговорчивой горожанки. Болтливая Ядвига оказалась прекрасной находкой для шпиона.

— И когда же богемское войско должно вступить в Легницу? — осторожно поинтересовался Бурцев.

— Сегодня после утренней службы в храме Богородицы паны говорили, что три дня ждать осталось.

Славно! Как, оказывается, просто добываются военные тайны.

— Ты того, Ядвига, — Бурцев замедлил шаг. — Бери корзину свою, а я пойду, пожалуй. Дела у меня, понимаешь.

— Куда это ты пойдешь? — она и не подумала забирать корзину. Зато вдруг прильнула к нему всем телом. Бурцев вновь почувствовал волнующую упругость девичьей груди. — Никуда я тебя не отпущу. Я еще должна отблагодарить тебя за свое спасение, мой храбрый кмет. А о благодарностях моих еще никто не жалел.

Пухленькие губки раздвинулись. Уже не в насмешливо-лукавой, а в страстной, томной, манящей улыбке. Глаза заблестели призывным блеском. Что-то в Ядвиге было сейчас от Аделаиды. Не настоящей, а той, что являлась Бурцеву в мечтах и снах, той, для которой нет никакого дела благородный он рыцарь или безвестный кмет…

— А коли уйдешь от меня сейчас, Вацлав, я ведь могу принять тебя за татарского лазутчика. Ишь, вызнал у бедной девушки, чего хотел, и бросить хочет!

Он едва не поперхнулся. Ядвига прыснула от смеха, глядя в его встревоженное лицо.

— Ты забавный, Вацлав! И до чего ж милый! Пойдем — немного осталось. А делами своими после займешься.

Бурцев тряхнул головой: а почему бы, собственно, и нет! До прихода Венцеслава Богемского еще трое суток. Ну а потом… невесть что будет потом. В этом мире голову сложить можно в любую минуту. И выгорит ли что-нибудь с краковской княжной, нет ли — все это вилами по воде писано. А он как-никак молодой здоровый мужик. И сколько времени уже обходился без женщины? Больше семи веков. Нифига ж себе!

Грудь Ядвиги под зеленой тканью будоражила кровь. Основной инстинкт, однако…

Бурцев помог ей отнести корзину. До самого дома.

По пути девушка болтала без умолку. Он узнал, что до прихода татар Ядвига состояла в услужении у богатого легницкого купца Ирвина, сделавшего состояние на торговле пенькой, льном и суконными отрезами.