Тевтонский крест

— Моя видела воина разная клана и школа, — проскрипел китаец, — И никто-никогда-никакая не разговаривала с моя так непочтительно, как твоя, Васлав.

Вот те на! Ушуиста великого и ужасного обидели!

— Ладно, извини, отец, — примирительно сказал Бурцев. — Но уж и ты меня понять постарайся…

Китаец будто и не слышал:

— Да, никто-никогда-никакая о не позволяла себе такая непочтительность. Но и ни один воина еще не могла моя остановить. Твоя манера боя очень интересный. У каких мастеров твоя обучалася? И какой стиль твоя дралася?

Бурцев усмехнулся:

— Мастеров было много, отец. Ну, а стиль… Десанта-омона-рукопашка — такой вот наш стиль.

Старик уважительно закивал.

— Большой стыд на моя седина. Моя не знайся такой школа.

Бурцев развел руками — что ж, мол, тут поделаешь.

— Твоя опасная противника, — и без того узкие щелочки глаз сузились еще сильнее. — Больше опасная, чем русича Деметрий.

— Ты что, и с Дмитрием тоже дрался?

Бурцев усмехнулся. Любопытно было бы посмотреть спарринг бугая-десятника с тщедушным китайцем.

— Не дралася. Только наблюдалася. Моя здесь вообще ни с кем не дралася. Другая моя задача.

— И какая же у тебя задача, отец?

— Громовая горшка делать, — начал загибать пальцы сСыма Цзян. — Огненная горшка делать. Стреломета и стенобитная машина делать…

— Требюше, небось, тоже твоих рук дело? — поинтересовался Бурцев.

— Три-бу-шэ?

— Ну, здоровенная такая махина. Типа журавля колодезного. Та, что самые большие каменюки по вроцлавским стенам швыряла.

— Нет, — замотал головой старик. — Это совсем не моя делала. Эта машина для Кахайду-хана арабская мудреца Хабибулла строила. Достойная человека Хабибулла, сильно жалко, что в Малая Польша погибла. А машина до Вроцалава дошла. Хойхойпао такая машина называется.

Бурцев непроизвольно улыбнулся: уж очень похабно звучал китайский вариант требюше. «О» в устах Сыма Цзяна здорово смахивало на «у». Старик-китаец улыбнулся в ответ. Из вежливости, наверное. Забавный старикан…

— Слушай, Сыма Цзянь, а зачем ты вообще отправился в поход с Кхайду-ханом? В твои-то годы топать за тридевять земель! Китаю-то, вроде, тевтоны пока не угрожают.

— Моя — ученая, Васлав, — с достоинством ответил дедок. — А истинная ученая должна искать ответа на своя вопроса всегда и вовсюду.

— Вот как? И что же твоя надеется найти в Польше? — хмыкнул Бурцев.

— Колдовская башня перехода, — торжественно провозгласил пожилой китаец. — Хан Кахайду не верит в сила башни, но моя читала древняя манускрипта. Там пописано о магия древняя племя ария. Ария возводила многая заколдованная башня. А башня побеждала пространства и открывала для пытливая ума прошлое и будущее. Где-то в эта польская земля до сих пора стоит такая башня. Ее моя и разыскивайся. Ради нее моя ходить в поход.

У Бурцева медленно-медленно отвисала челюсть… Дружить надо было ему бы с этим Сыма Цзяном. С самого начала дружить, а не драться.

— А не сочиняешь, отец? — на всякий случай спросил он.

Китаец обиженно фыркнул:

— Моя — не поэта и не придворная сказителя, чтобы сочиняться. Моя — ученая. А о башня перехода знала даже арабская мудреца Хабибулла. Хабибула тоже искалась в Польше магическая башня. Но араба сильно не повезло, араба умирала. Может быться, судьба улыбаться для моя. Это станется очень-очень справедливо…

— Очень-очень? — с улыбкой переспросил Бурцев.

— Конечно, Васлав! Племя ария — моя предка.

Бурцев аж прихрюкнул от неожиданности. Неужели пресловутые арийцы на самом деле — древние китайцы. То-то удивились бы фашисты и скины всех мастей.

— Истинная родина древняя племя ария — великий тайна, — продолжал Сыма Цзян. — Но в свитках императорская библиотека пописано, что ею может быться Тибета или Поднебесная. Моя верит в арийская Поднебесная.

— Василь!

Эх! На самом интересном месте! Бурцев оглянулся. К нему со всех ног бежал Дмитрий.

— Слышь, Василь, тебя хан кличет!

— Что за спешка-то? — нахмурился Бурцев.

— Кхайду с толмачом допросил пленных поляков. Ну, тех раненных куявцев, что были с Казимиром. Слуга-факельщик выложил как на духу все, что знал. Остальные чуть не придушили его за это. Так что куявец, наверняка, сказал правду.

— Какую правду?

— Плохую, Василь, плохую. Ступай к ханскому шатру — там сам все узнаешь.

Его ждали. В походное жилище Кхайду нукерская стража пропустила Бурцева без проволочек, лишь для порядка окурив его дымком от костра.

Хан не восседал, вопреки обыкновению, на роскошных подушках, а задумчиво расхаживал по юрте.

Войдя за тяжелый полог, Бурцев остановился в ожидании. Следом сунулись было нукеры, но небрежный жест хана отогнал стражу — нукеры с поклонами удалились.

Кхайду перестал топтать пыльный ковер сапогами с загнутыми кверху носками и остановился напротив посетителя. Пару секунд хан молча сверлил посетителя колючим взглядом. Бурцев выдержал тяжелый взгляд прищуренных ханских глаз.

— Слышал о плененном куявце-факельщике? — наконец, хмуро спросил Кхайду.

Бурцев кивнул.

— Знаешь, о чем он поведал?

— Нет.