Тевтонский крест

Они благополучно миновали ворота. Привратная стража — с полдюжины копейщиков в кожаных рубашках и клепаных шишаках задержала обоз лишь для того, чтобы проверить, достаточно ли в крестьянских телегах продовольствия. Староста громко убеждал воинов, что продуктов у них — в избытке: хватит и для собственного прокорма и для вспоможения горожанам на случай — упас Господи! — осады. Наскоро порыскав по поклаже и умыкнув, не особенно, впрочем, таясь, жирного гуся с телеги старосты, стражники согласились с доводами пожилого кмета. Крестьянские повозки прогромыхали под аркой ворот.

— С тебя полмешка пшеницы, мил человек, — угрюмо обратился к Бурцеву старшой обоза. — За то, что сопроводили тебя до города и провели мимо стражи.

Вообще-то такого уговора не было. К тому же в самом начале совместного пути он уже вручил кмету-вымогателю полмешка отборной пшеницы. Но, видимо, поляка сильно расстроила потеря гуся. В принципе, можно было воспротивиться наглому рэкету, да послать мужичка куда подальше. Однако начинать шпионскую деятельность со скандала не хотелось. Да и не повезет же он свое зерно назад.

— Дам целый мешок, если найдете в городе местечко для меня, моей коняги и телеги, — пообещал Бурцев.

— Два мешка! — тут же сориентировался староста. — Сейчас в городе народу много, а у меня кум заправляет на постоялом дворе. Как раз возле рыночной площади, напротив трактира, которым не брезгуют кнехты и даже паны-рыцари. Мы всегда останавливались у там, когда приезжаем торговать на Легницкую ярмарку. За небольшую плату кум возьмет на постой меня и тех, на кого я укажу. Хочешь — присоединяйся.

— Идет! — они ударили по рукам. Перспектива посетить трактир, где собираются польские вояки, и послушать их застольные беседы, Бурцева вполне устраивала.

Легница была ужасна. Как, наверное, любой средневековый город. Узкие, зловонные улочки. Лепившиеся друг к другу домишки в один-два этажа. Тошнотворные помои, хлюпающие под ногами, копытами и колесами. Редкие разбитые мостовые. Жуткая толкотня. Обилие вооруженных людей. И тревожное ожидание чего-то неминуемого, неотвратимого… Переполненный и взволнованный городок Бурцеву определенно не нравился.

Только рыночная площадь оказалась на удивление спокойной. Ни суеты, ни базарного шума здесь не было. Вероятно, слухи о возможной осаде здорово подкосили торговлю, и легницкий майдан затих и обезлюдел. Чего нельзя было сказать о постоялом дворе, на котором остановился вроцлавский обоз. Для телег едва нашлось место, а хваленый «кум» обозного старосты смог предложить вновьприбывшим только тесный уголок в набитом мужиками, бабами, детьми и скотиной сараюшке. Вот и весь блат…

Бурцев, заплатив за постой, поспешил убраться из этого орущего, мычащего и кудахтающего бедлама. Деревянный одноэтажный трактир напротив — тоже шумный и переполненный — все же привлекал его больше. Да и информацию о богемцах там раздобыть проще, чем среди пришлых беженцев.

Аляповатая кривая вывеска над низенькой трактирной дверью гласила: «Панская кулявка». Для неграмотных и непонятливых под корявой надписью красовалось весьма условное изображение усатого рыцаря с громадным кубком на поясе. Из маленьких, ничем не прикрытых окон валил душный чад, густой сивушный запах и доносился шум застолья вперемежку с непристойными пьяными выкриками. В общем, за толстыми бревенчатыми стенами располагалась явно не божья обитель.

Бурцев уже подходил к питейному заведению, когда из-за угла, со стороны рыночной площади, на него налетела замечтавшаяся девушка с плетеной корзиной в руках. Миловидная такая девица, лет двадцати, с копной светло-рыжих волос. Простенькое зеленое платье — чуть ниже колен, с закатанными до локтей рукавами — не скрывало загорелых рук и ног горожанки, а высокая грудь полячки, казалось, вот-вот разорвет тесную недекольтированную ткань. Вот эта-то соблазнительная грудь и толкнула его посреди улицы.

— Ах! — девушка от неожиданности выронила свою ношу.

Бурцев едва успел подхватить корзинку над зловонной придорожной канавой. Ценный груз — ворох платьев, аккуратно уложенных внутри, был спасен. Неплохих, кстати, платьев по местным меркам: все сплошь шелк, парча, да яркая вышивка… Дорогие шмотки никак не вязались со скромным нарядом самой девицы. «Видать, не для себя обновки несет», — решил Бурцев. Судя по всему, незнакомка принадлежала к низшему сословию, однако от этого она вовсе не казалась менее привлекательной. Особенно понравились ему очаровательные ямочки на румяных щечках и блестящие, такие лукавые и озорные, глаза молодой горожанки.

Девушка благодарно и не без кокетства улыбнулась, принимая корзину из его рук. Улыбка ей здорово шла, и Бурцев ответил тем же. Долго однако улыбаться им не дали. Громыхнула дверь трактира. Два краснорожих, пьяных в доску кнехта в толстых, засаленных поддоспешных рубашках и с длинными кинжалами на поясах вывалились на улицу. Один жирный как боров, другой тощий.

— О, глянь-ка, Мацько, какая баба! — воскликнул толстяк и грубо отпихнул Бурцева с дороги: — Пшел вон, деревенщина!