The Book-Makers

Еще одно проявление опасений Холбрука Джексона мы можем увидеть в томах, хранящихся сейчас в Библиотеке Хантингтона (Калифорния) и составляющих Библию Китто (здесь). Оригинальный (недатированный, но около 1850 г.) трехтомная королевская Библия формата октаво, размером 25 на 16 сантиметров, содержала текст из перевода короля Якова 1611 года и была снабжена "обширными оригинальными примечаниями Дж. Китто, доктора философии".За несколько десятилетий эти тома были расширены до шестидесяти больших (или "слоновых") фолиантов размером 56 на 38 сантиметров каждый, переплетенных в красный сафьян и содержащих более 30 000 гравюр, инкрустированных или вмонтированных, акварельных картин, гравюр, печатных листов из различных ранних Библий и других материалов, собранных с XV по XIX век, включая гравюры на дереве Альбрехта Дюрера и гравюры Уильяма Блейка. Все это было собрано сначала лондонским переплетчиком и продавцом печатной продукции Джеймсом Гиббсом (работал ок. 1850-70 гг.), а затем нью-йоркским промышленником и коллекционером книг Теодором Ирвином (1827-1902 гг.). Увлечение Грейнджера многократным изображением одной и той же сцены здесь очевидно: изгнание из Эдема проиллюстрировано более чем пятьюдесятью гравюрами. Все это великолепно, в первоначальном смысле "делает великим": это самая большая Библия в мире, а Хантингтонская библиотека, купившая ее у сына Ирвина в 1919 году, называет ее "настоящей историей религиозного искусства интальо и ксилографии". Но это также, по выражению Дибдина, своего рода книжное безумие. Холбрук Джексон говорит об этом следующим образом: "Пусть призрак Томаса Фрогналла Дибдина преследует души этих нечестивых негодяев и мучает их непрекращающимися видениями недоступных и редких портретов, несуществующих автографов и неуловимых гравюр".

Безумие, болезнь, фанатизм, мания. Но есть и другие способы думать о Грейнджеринге. Один из них - как форма отхода от мира: больше не вихрь политики или буря семейного финансового скандала в России, а звук лезвий в середине дня, чисто вырезающих бумажное окно для инкрустированной гравюры. Ричард Булл заседал в Палате общин как член парламента от захудалого района Ньюпорт, Корнуолл, с 1756 по 1780 год, но его огромная энергия в экстра-иллюстрации была основана на почти полном пренебрежении своими парламентскими обязанностями.

Булл, похоже, никогда не выступал в парламенте - он никогда не голосовал против правительства - и использовал парламент как базу, наряду со своими лондонскими домами на Верхней Брук-стрит и Страттон-стрит и особняком на острове Уайт, для координации своих грейнджеровских амбиций, многие из которых, по сути, были практически реализованы - а не просто придуманы и обговорены - его тремя дочерьми. Письма Булла, полные вопросов о новых гравюрах, расширенных переплетах и конкурирующих коллекционерах, многие из которых отправлялись самому Грейнджеру, часто писались из Палаты общин.

Пожалуй, самым ярким примером экстра-иллюстрации в качестве ухода из общественной жизни стал Александр Мейрик Бродли (1847-1916). Бродли был юристом, историком и журналистом, который провел многие годы своей трудовой деятельности в Индии в качестве мирового судьи и адвоката, а также в Тунисе в качестве специального корреспондента газеты The Times.

В 1880-х годах он стал известен как "Бродли-паша", защищая Араби-пашу, лидера неудавшегося исламистского восстания в Египте. Вернувшись в Лондон, Бродли занялся главным делом - стал видным членом модного общества. Современники описывали как "ненормально умного" и как персонажа "фальстафовских пропорций", Бродли был своего рода социальным координатором - центром всего, - который наслаждался возбуждением новых людей: "Он обладал способностью привязываться и "бегать" за тем, кто был самым забавным и полезным человеком в данный момент". Примечательно, что в Национальном историческом парке Томаса Эдисона сохранилась фонографическая запись, на которой Бродли произносит тост на ужине 5 октября 1888 года: "Джентльмены, тост за Литературу, соединенную с именем мистера Эдмунда Йейтса! Заряжайте бокалы, джентльмены! Поднимайте бокалы, будьте добры!".