The Broken One (СИ)

Она вскрикнула от боли в руке, которую Барнс прижал своей — металлической — к стене. Она ощутила его горячее дыхание на своей коже. Он возвышался над ней — опустил голову, чтобы смотреть девушке в глаза. Барнс оказался больше нее и выше почти на голову, чем казался до того, пока сидел в своей камере.

— Баки… — Иззи надеялась, что голос ее не звучал так испуганно и потерянно, как ощущался внутри. Глаза Барнса горели огнем и Доусон не на шутку испугалась. Дрожь в коленях стала ощутимее, пол уплывал из-под ног. — Баки, — вновь повторила она, пытаясь достучаться до него, Баки Барнса, не Барнса-Солдата. Во второй раз прозвучало чище, казалось, что темнота заглушала и лишние посторонние звуки. Иззи больше не слышала стука своего сердца, оно скрылось из виду или же совсем утонуло в гудящих в каждой клеточке чувствах.

В глазах Баки мелькнуло узнавание — но было слишком поздно.

Поздно отступать, возвращаться обратно — ему больше нет пути назад.

Волну страха смыло чувством осознания в глазах Барнса. Оно отступило так же быстро, как возникло и дало место чему-то иному.

Брови его расслабились, а в глазах, от которых Иззи не могла оторвать собственного взгляда, она различила — сожаление? вину? — что-то иное, чему она боялась дать название. Дыхание сбивалось, воздуха в помещении словно бы стало меньше, голова кружилась. От испуга, пойманного в ее глазах, его захлестнула волной паника, запечатавшая все тело в кокон.

Не в силах смотреть куда либо ещё помимо глаз Барнса, Иззи не заметила как его рука — не та, что из металла — потянулась к ее и нежно коснулась — шершавость подушечек пальцев, Баки казалось его собственное сердце бьется где-то там же под ними и Изабель тоже слышит эту барабанную дробь. Прикосновение ощущалось, как ожог и даже без каких-либо видимых проявлений она еще долго будет его чувствовать на своей коже. Он прикрыл веки, но они тут же распахнулись от того, что она ответила — нашла и легко сжала его пальцы в своих. И все бы ничего, если бы не скомканный лист бумаги, влажный от дождя, застрявший между ними.

Его дыхание, нарушающее мрачную тишину, звучало совсем близко — впервые так ясно и отчетливо, не за преградой металла и пуленепробиваемого стекла — шершавое дыхание Баки, теплое дыхание Баки, горячее дыхание Баки вливалось прямо в уши, оседало на коже, мешало дышать.

Он медленно поднял взгляд к замершей напротив Иззи. Прикоснулся им к каждой морщинке ее лица, чуть приоткрытым губам и остановился на глазах, смотрящих в его собственные встревоженно.

Она тяжело дышала, словно до этого пропустила минуту или две и забыла о необходимости кислорода, Баки смотрел на нее и, судя по тому, как вздымалась и опускалась его грудь, испытывал те же проблемы.

Иззи вложила смятый лист ему в руку и накрыла своей, заставив его кулак сжаться и взять его себе. Затем рука потянулась вверх и остановилась на щеке Барнса, забрав себе его слезу. Он вновь прикрыл глаза и прижался к ее ладони, растворяясь в ней, позволяя поглотить без остатка, позволяя утащить Иззи за собой в этом чувстве.

Его кожа пылала жаром, щетина колола ладонь и пальцы, и она не знала, как сможет жить дальше после всего.

Слишком поздно.

За пределами помещения стали слышны крики, из коридора доносились тяжелые шаги солдат. И с невероятным усилием Баки заставил самого себя отстраниться от Иззи. Последний раз взглянув на нее он сделал шаг назад, он хотел что-то сказать, но этого уже кажется не требовалось и… направился к железной двери, рывком открыл ее, вернее, сорвал с петель, запечатанную кодовым замком — и скрылся в проходе.

Иззи все еще смотрела ему вслед, даже спустя некоторое время, как он исчез и крики исчезли вдалеке от камеры, затем колени ее не выдержали и она осела на пол, сдерживая скрутившее грудь рыдание.

Изабель Доусон разрывалась на части. Ей придется придумать оправдание, ей придется лгать, выпутываться и… притворяться, как и всегда. Всегда, когда она чувствовала опасность от пациентов лечебниц, когда ощущала в словах невысказанную угрозу, когда внутренний голос протестовал против произносимых вслух слов, когда сердце ее раскалывалось на куски, когда она чувствовала то, чего не должна была.

Вновь притворяться.

До тех пор, пока однажды, через год, на пороге ее кабинета не появятся две женщины из Ваканды…