Зажигалка чиркала, искра вспыхивала и гасла в темноте, наконец пламя показало свой острый язык и я затянулся горьким, успокоительным дымом.
— Одноразовый телефон, — совершенно спокойным тоном произнесла Кейт. — Маршал оставила меня на пару часов, для решения дел с врачом. Купила в больничном киоске, звоню тебе из туалета. Не самый романтичный разговор, который когда-либо у нас был, — с напускным весельем тараторила она.
— Больничном? — тревога взметнулась внутри колкой вьюгой, сродни той, что царила за окном.
— Да, — невозмутимо подтвердила она.
— У тебя все в порядке? — я сел, поймав знатное головокружение и подкатившую к горлу панику.
Уилсон тяжело запыхтела в турбку.
— Не знаю как ответить на этот вопрос, — отстраненно заключила она. — Учитывая в каком положении мы оказались.
— Прости. Я просто, я… — слова застряли в горле, глаза застлала мутная пелена.
— Ты написал все, что хотел сказать в письме. Можешь не повторять, — остановила мои попытки оправдаться Кейт.
Я сделал глубокую затяжку, стремясь собраться с духом.
— Я боюсь за тебя. Ты даже не представляешь на сколько сильно, — голос дрожал, обнажая подступающий срыв.
— Знаю, — смягчилась Кейт, сквозь телефон и расстояние я услышал как она улыбнулась.
— Я поступил как трус. Оставил жалкое письмо и сбежал, — принялся я заниматься самобичеванием.
Кейт засмеялась, весело и в тоже время с усталой печалью.
— Ну, оно не жалкое, — просмеявшись похвалила она. — Написано хорошо.
— У тебя хорошее настроение.
— Ох, — здесь ее голос приобрел нотки серьезности. — Это нервный смех. Я понимаю почему ты ушел таким образом. Мы бы не смогли проститься, опять начали бы выяснять отношения.
Уилсон была странно невозмутима в своей речи, обычно ей владели эмоции, холодность и спокойствие мой удел.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — изумился я рассуждению.
— Рассчитывал услышать наезд в свой адрес?
— Вроде того, — я в самом деле в случае беседы представлял яростное негодование со стороны Кейт, полное эмоций и обвинений, но никак не спокойную беседу.
— Как ты? — не тая грусти спросила она.
Я выдохнул дым, не зная как описать то, что со мной происходит, подходящих слов не отыскалось.
— Врать не хочется, — признался я. — Впрочем, и правду говорить тоже.
— Понимаю, — Кейт замолчала.
Мы слушали тишину в трубке, улавливая незримое присутствие друг друга сквозь расстояние и бездушную сеть технологий, последнюю возможность услышать родной голос.
— Люцифер, — позвала меня Уилсон.
— Да.
— Я беременна. От тебя, разумеется, — с вымученным смехом добавила Кейт. — Люцифер?
— К… как? — Я вскочил с места.
Земля ушла из-под ног, сердце перестало биться в груди, а кровь речь по венам. Я стал каменным изваянием из которого вышибли душу ударом карающей стали.
— В день пожара я пропустила таблетку, — с тотальным спокойствием рассказывала Кейт. — Врач сказала, что этого достаточно, чтобы беременность наступила. Даже при условии, что я допила остальную упаковку.
Я заметался по комнате, беспомощный, потерянный, раздираемый отчаянием.
«
Дотлевшая сигарета обожгла пальцы, я выронил окурок, затушил голой ступней, зарабатывая новый ожог и бессильно опустился на матрас.
— Ты оставишь, — горло сковала судорога. — Оставишь ребенка?
Мне не верилось, что я спросил это вслух. Что вообще допустил эту мысль.
— Знаешь, — судя по сопению в трубке Кейт пыталась сдержать слезы. — Все эти дни я прокручивала в голове то время, что мы провели вместе. Хорошего было много, больше, чем плохого.
— Нам было хорошо. Очень хорошо, — согласился я.
— Верно, — ее голос дрожал, все напускное спокойствие улетучилось. — Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах.
Фраза, насквозь пропитанной отчаянием и трауром по несбывшейся жизни. Люди всегда рисуют себе будущее полное любви, счастья, сбывшихся надежд и никогда не думают, что жизнь обойдется с ними жестоко.
—
Кейт не стесняясь плакала, делая паузы в словах, показывая свой отчаянное беспокойство за будущее.
— Мы с тобой были каплей света в этом гребаном болоте, — подтвердил я.
Меня душили слезы, горькие слезы собственного бессилия. Уилсон громко шмыгнула и произнесла с наигранным весельем:
— Несущий свет и его победа (в оригинальной истории девушку звали Виктория).
— И нам это никак не помогло. Теперь ни света, ни победы, — автоматическим, ставшим привычным жестом я крутил между пальцев кольцо, не дождавшееся своего часа.
— Она единственное, что осталось от нас с тобой, — рвано, хрипло всхлипнув сказала Кейт.
Сердце защемило от боли, я не мог быть рядом, не мог обнять, утешить, подарить защиту, тепло и спокойствие. Она осталась одна, как оставалась всегда до встречи со мной.
— Она? — не понимая о чем речь переспросил я.
— Уверена, что это девочка. Амели, — снова с слышимой улыбкой заверила Кейт.
— Амели, — медленно произнес я запоминая, высекая на подкорке. — Красивое имя.