The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Цивилизационный подход к Евразии также уходит своими корнями в творчество теоретиков XIX века. Одна линия, представленная русскими философами-панславистами и публицистами, такими как Николай Данилевский и Федор Достоевский, прославляла уникальность и мессианское предназначение русской цивилизации, которая охватывала и Европу, и Азию, создавая нечто отличное от обеих. Хотя панславизм так и не стал официальной идеологией, его принципы оказали сильное влияние на целое поколение русских военных, проконсулов и географов в ходе экспансии России на восток. Панславистский жупел еще более серьезно воспринимался государственными деятелями и публицистами на Западе, укрепляя геополитическую версию русской угрозы в десятилетия, предшествовавшие русской революции.

После падения царизма в России появились два аватара цивилизационной идеи, внешне диаметрально противоположные друг другу. Небольшая группа эмигрантской русской интеллигенции, называвшая себя евразийцами, проповедовала историческую роль России как цивилизационного элемента, объединяющего европейскую и азиатскую культуры, призванного обеспечить духовное единство мира. В значительной степени проигнорированное в свое время и подавленное в Советском Союзе, новое евразийство вновь всплыло в постсоветский период как мощный голос в воссоздании нового национального мифа в Российской Федерации.

Вторым ответвлением цивилизационного тезиса стала сталинская доктрина "социализм в одной стране" - радикальная интерпретация марксизма-ленинизма. Центральным пунктом этой теории было его заявление о том, что успех мировой революции зависит от построения социализма в отсталой России, а не наоборот. В той мере, в какой это была непризнанная версия евразийства, она вызвала небольшой скандал в межпартийной борьбе в Советском Союзе в 1920-е годы.6 Западные наблюдатели поспешили продемонстрировать органическую связь между дореволюционными и послереволюционными идеями об уникальной вселенской судьбе России как доказательство ее врожденного мессианства. Этот миф о неограниченном российском экспансионизме также стал частью легенд холодной войны.

Хотя термин "геокультурный" не пользуется такой же популярностью, как "геополитический", он имеет свою собственную интеллектуальную родословную в новаторской работе "Анналы". Основное предположение, лежащее в основе геокультурного мировоззрения, заключается в том, что климат и почва, контуры земли, обилие или отсутствие судоходных рек, близость к морям - все это открывает возможности, а также накладывает ограничения на человеческие действия. Но они не определяют историческое развитие, распределение и концентрацию власти или конкретные политические решения. Геокультурные факторы могут определять то, что Люциан Фебвр назвал "привилегированными местами для рождения жизнеспособных политических образований, регионами, благоприятствующими росту государств". Однако даже привилегированные места не связаны с естественными границами, а возникают в результате взаимодействия культур, эволюции коллективных сообществ и рационализирующих действий правителей и правящих элит. На протяжении веков общества и государства стремились расширить свои внешние границы в поисках удовлетворения основных потребностей в групповой идентичности, стабильности и безопасности. Однако по самой своей природе процесс определения местонахождения "другого" по ту сторону реальной или воображаемой демаркационной линии представлял собой потенциальную угрозу. Таким образом, поддержание границ стало неоднозначным процессом. В свете этих соображений евразийские границы и пограничные территории будут рассматриваться в данном исследовании не как неизменные и неизменные понятия, подверженные изменениям с течением времени, не полностью воображаемые, но наделенные идеологическим смыслом интеллектуалами и политиками, чтобы служить государственным целям, будь то имперским или национальным. Рассматривая Евразию как спорное геокультурное пространство, российская экспансия помещается в другой контекст, как продукт многовековой борьбы между соперничающими имперскими державами.