Мы поднялись на один этаж в этом же здании, и Конте постучался в дверь с табличкой
Вы спрашиваете, что за странная биржа такая? Где торговый зал и алмазные ряды? Хе-хе… Торговый зал здесь есть, да. И очень приличного размера, тысячи этак на полторы квадратных метров. И диамантеров там несколько сотен сидит. Мы мимо проходили, Конте мне показывал, через стекло. А проходили мы мимо потому, что никто ребят типа меня туда не пустит. Биржа создаётся вовсе не для того, чтобы понаехавшие из всяких геопроктологических мест могли продать свои камушки по Рапапорту. Она создаётся для того, чтобы люди типа Харифа или Сарабхаи, в жизни в этих самых геопроктологических местах не бывавшие, могли у ребят типа меня всё скупать по дешёвке, а сами потом уже ювелирам продавать по нормальным ценам. Обработанными или нет, это уж у кого какая схема. Город Сурат, неподалёку от Мумбаи, не зря крупнейший в мире центр гранения камней. Так вот, торговать в зале могут только зарегистрированный члены Биржи, к которым я, разумеется, не отношусь. Не так просто в эти самые члены попасть, и совсем недёшево. Как и в них оставаться. Поэтому камни сначала попадают к таким вот торговцам, а уж те потом в зале продают их ювелирам, перепродают друг другу и т. д. По закону, я и вот так бродить от торговца к торговцу не имею права, камни должны каждый раз возвращаться в таможню и опечатываться, и только затем получаться представителем торговца, но на практике все на это забивают. По крайне мере, так мне сказал Конте, хоть я уже начал подозревать его в недобрых намерениях.
Щуплые индусы закончили изучение камней, старший из них быстро просмотрел записи двух других, после чего деликатно сказал что-то спящему боссу. Ноль реакции. Щуплый повторяет чуть громче, Сарабхаи всхрапывает громче и открывает глаза. Щуплый разражается быстрой фразой где-то в минуту длинной, после чего Сарабхаи переводит свои гляделки с желтоватыми белками на меня.
– Возьму за семьдесят тысяч.
Ахуеть. Они что тут, ипанутые, что ли?
– Мистер Сарабхаи, я у Вас с удовольствием такую партию за сто двадцать тысяч возьму, если у Вас найдётся. А цена этой – сто сорок.
Мордатый индус, недовольно пошевелив брылями, пренебрежительно отмахивается жирной рукой.
– Камни так себе, документов на них нет… Восемьдесят, не больше.
Ага, ну этот хоть торгуется. Это мы тоже умеем…
– Документы есть, вот же, на столе лежат. Кимберлийский сертификат, всё как положено.
Сарабхаи протягивает руку, один из щуплых вскакивает с места, берёт сертификат и передаёт ему. Тот с минуту рассматривает документ.
– Конголезский… Это всё равно, что его нет. Восемьдесят. Ну, может быть, восемьдесят пять, ради консула.
Интересно, они здесь все уважение к папаше Амарины в пять килобаксов оценивают?
– С 2007 года Республика Конго снова допущена в KPCS,5
так что сертификат действителен. Я же не в первый раз камни вожу. В Антверпене эти сертификаты отлично принимают. Но я стремлюсь к расширению круга покупателей, и хотел бы сотрудничать с Вами и в будущем. Поэтому, готов пойти на встречу, пусть будет сто тридцать пять.– Сто тридцать пять… За сто тридцать пять их никто не купит, здесь не Антверпен… Девяносто, ещё куда ни шло. А кому в Антверпене возите?
– У меня есть постоянные покупатели на BVD.6
Мумбаи, конечно, не Антверпен, но здесь Биржа даже больше, и интерес к камням не меньше, согласитесь. Сто тридцать – хорошая цена, я полагаю.– Интерес-то большой, только вот деньгами он подкреплён далеко не всегда. Если я, например, возьму эту партию за сто тысяч, перепродать её хотя бы не в убыток будет весьма непросто.
– Ну, я совершенно уверен, что с Вашими-то связями и опытом, вы получите отличную прибыль, даже если купите у меня за сто двадцать пять…