Тяга к свершениям: книга четвертая

— Нас следователь, который дело Максима вел, вызывал. Все рассказал и оригинал письма предоставил.

— Точно его подчерк?

— Точно.

— А где опубликовали?

— На сайте партии выложили.

Леонид Федорович замолчал; молчал и Роман. Оба они о чем-то задумались и несколько минут ехали в тишине.

Каждый раз, когда разговор касался Майского, все в семье погружались в тягостные и неизменно продолжительные размышления. Вроде бы и на сто рядов надумано-передумано было, а все же. Слишком много имелось тут всего: много ясного, и еще больше неясного; много неоднозначного, а то, что казалось однозначным для одного, другому наоборот виделось совершенно неочевидным.

— Я рассказывал, что встречался с ним накануне? — наконец прервал тишину Роман. Он хотел передать свой последний разговор с братом, но увидев утвердительный кивок отца, продолжать не стал.

Оба опять замолчали.

— Что он хотел? — снова обратился к отцу Роман.

Тот ничего не отвечал.

— Зачем он это сделал?.. Революцию хотел начать? Пример показать?

— Чиновников наказать! Отомстить за свое унижение! — не выдержав, пылко и зло произнес Леонид Федорович. — Замучили человека. Довели!

— Глаза он хотел людям раскрыть. А что толку? Разве кто-нибудь услышал? Три души загубил — и все бессмысленно.

— Бессмысленно?! — вскипел Леонид Федорович. — Да что бы ты делал без его завещания?!

— Без какого завещания? — нахмурился Роман, тоже заметно раздражаясь. — Пол листка, от руки исписанных и ничем не заверенных.

— Это самое настоящее завещание! Последняя воля покойного.

— Почему же тогда не Марина в наследство вступила, как он написал, а вы с мамой?

— Так проще получалось, — несколько смутился Леонид Федорович.

— Ничего не проще. Как раз проще, если бы сразу Марине квартира отошла… Но так невозможно было потому, что по закону его письмо — просто бессмысленная бумажка!

— Болван неблагодарный! — выпалил Леонид Федорович.

— И даже неправильно я сказал! — громко произнес Роман, накаляясь уже сильнее отца. — Не бессмысленная бумажка, а показуха! Квартира в любом случае досталась бы вам с мамой, как ближайшим и единственным правопреемникам, а вы, без всякого сомнения, отдали бы ее Марине. И для этого вам не потребовалось бы никаких советов — ни устных, ни письменных. Завещание Максима это просто показуха!

— Максим твоей жене квартиру оставил! Он Марину спас, а ты так к этому относишься! — в громком негодовании воскликнул Леонид Федорович.

— Для того чтобы продать квартиру и помочь Марине, ему совсем не нужно было троих человек убивать!!! — взорвался в гневе Роман.

Он уставился на Леонида Федоровича грозным горящим взглядом, но тот теперь даже не повернулся к нему, продолжая вести машину с напряженным и нахмуренным лицом.

— Он ничего нам не оставлял, и уж конечно никого не спасал, — несколько поостыв, продолжил Роман, отвернувшись к дороге. — Он совершил самоубийство, его квартира перешла к вам, и уже вы продали ее и отдали деньги Марине.

Леонид Федорович снова никак не отреагировал на слова сына. Некоторое время ехали молча, но Роману вдруг стало невыносимо тяжело в машине и с каждой секундой напряжение его все нарастало.

— Останови здесь, — обратился он к отцу.

До П-кой было еще с пол километра, но Леонид Федорович и не пытался разубеждать сына, а просто остановил машину.

— Ладно. Увидимся, — попрощался Роман, выходя на улицу.

— Давай, до встречи, — сухо ответил ему отец.

Быстро набрав ход, машина Леонида Федоровича скрылась за поворотом. Роман посмотрел на время и двинулся дальше по улице. В запасе у него было всего только минут пять, но он пошел медленно, не спеша, желая, таким образом, хоть немного успокоиться, да к тому же солнце припекало вовсю, и идти быстро было изнурительно тяжело.

Роман не понимал, почему поругался сейчас с отцом, и оттого чувствовал себя виновато; но и принять его позицию он никак не мог — в душе у него по-прежнему горело пламя возмущения и негодования. «Тоже мне — спаситель нашелся! — вспоминая разговор в машине, думал про себя Роман. — Как будто кто-то его просил?!».

Человеку свойственно преуменьшать и обесценивать помощь, получаемую от других людей. Таким образом мы снимаем с себя чувство долга и облегчаем жизнь. Это подсознательный механизм — он есть в каждом. Но его влияние может быть оттеснено, если человек имеет внутри себя определенные привносимые воспитанием качества. Эти качества, выражающиеся в чуткости и благодарности окружающим, были, в общем, присущи Роману. Он всегда был готов по достоинству оценить оказанную ему помощь, зачастую даже преувеличивая ее действительную значимость, но допустить сейчас, хоть на секунду, что брат помог излечению жены он не мог.