Что такое смерть? Этот вопрос требует изучения. Западная наука считает, что прямая линия на электроэнцефалограмме означает прекращение сердцебиения и активности мозга и поэтому констатирует смерть. Иллюзия субъективного «я» в индивидуальном сознании, которую материалисты соотносят с наличием активности мозга, должна заканчиваться с прекращением волн активности мозга. Однако представление о смерти как об отсутствии сознания не является научным выводом. Это концепция. Во многих случаях людей реанимировали после присутствия в течение некоторого времени прямой линии ЭЭГ, и они сообщали о сильном субъективном опыте.
В популярном представлении, которое поддерживается современным научным образованием, смерть чаще всего предстает как пограничное состояние, как ничто, забвение или пустота, разрушающая жизнь и поглощающая ее навсегда. Она родственна сну, тьме и бессознательности. Она страшит тех, кто счастлив или чувствует, что должен стать счастливым. Ее ищут несчастные и страдающие от непереносимой боли – как благословенную финальную анестезию. Но наука не должна отказываться от анализа этого представления. По существу, внутренняя наука начинается с анализа «ничто». Все же «ничто» – это просто ничто. Это не место, напоминающее идею небытия. Место подразумевает площадь, протяженность. Оно определяется координатами и границами. Это не «ничто», а нечто. «Ничто» не может где-то поместиться, и ничто не может поместиться в нем. У «ничто» нет ни внутреннего, ни внешнего. Оно не может быть разрушено, уничтожено или ограничено, у него нет энергии или воздействия. Оно не может быть вещью, царством, государством или чем-то иным. Его абсолютно нечего бояться и нельзя на него надеяться.
Ничто – это завершение всего, диаметральная противоположность всему. И все же мы представляем «ничто» как нечто. Ясно, что «ничто» – это концептуальное понятие, наиболее четко показывающее иллюзорный статус всех концептуальных понятий. Использовать, говоря о нем, слово «существует» – значит неправильно использовать язык. Упоминать «ничто» как «оно», «это», «то» или как-то еще – ошибка. Это только идея, на которую можно ссылаться. «Ничто» категориально невообразимо, поэтому неправильно изображать его как цель, место назначения. Неправильно представлять «ничто» как неуловимое состояние, проявляющееся прямой линией на ЭЭГ. Некорректно видеть в нем анестезию, следующую за потерей всех чувств. Не стоит воображать его как место успокоения, где сознание спит. В «ничто» нельзя вступить.
Когда мы думаем о «ничто» подобным образом, в действительности мы просто успокаиваем себя. Мы лишь строим наше представление о состоянии небытия на нашем привычном чувстве глубокого сна. Когда мы засыпаем, то забываем мысли, заботы, переживания и даже само сознание. «Погружаясь» в сон как в привычное состояние, мы испытываем чувство релаксации. Засыпая, мы схватываем последний момент осознания, а просыпаясь – первый момент пробуждения вместе с воспоминанием сновидения или, что гораздо реже, просыпаемся или теряем осознание в сновидении. Но у нас нет никакого непосредственного опыта бессознательного состояния, так как мы не можем его вспомнить. Поэтому наше представление о пребывании в состоянии отсутствия сознания – это лишь умозаключение, основанное на первом и последнем моментах на пороге сознательности.
Сон ассоциируется у нас с отдыхом, расслаблением, миром и покоем. Человек, испытывающий бессонницу из-за физической или умственной болезни, сильно мучается, а лишение сна в течение долгого времени приводит к гибели. Мы любим спать. Сон отнюдь не соответствует прямой линии, абсолютному отсутствию активности мозга. Во время сна наш мозг может проявлять даже большую активность, чем при бодрствовании. С материалистической точки зрения сон отличен от состояния смерти. Представляя смерть как вступление в небытие, мы просто успокаиваем себя. Мысль о смерти как о сне – это лишь аналогия даже для материалиста. Похоже, что дуалистическая модель «освобождения», вдохновляющая Индивидуальную колесницу (хинаяну), а также индуизм, даосизм и западный монотеизм, – модель освобождения через абсолютное отчуждение от мира – произошла от общечеловеческого опыта сна. В большинстве культур сон считается блаженным удалением в отстраненное от мира состояние, уход от забот и тревог, раздражений и привязанностей. Поэтому религиозный идеал нирваны как состояния отделенности, предельного освобождения от боли и печалей или высшего облегчения может быть не чем иным, как гарантированным погружением в непрерывный глубокий сон без сновидений!
Когда мы видим подобное сравнение, то понимаем, почему материалисты смеются над духовными или религиозными формами освобождения. Зачем они им? Ведь им уже гарантирован постоянный отдых. Их ждет небытие, достигаемое без малейшего усилия с их стороны, без моральной жертвы, без самореализации, без развития любых умений или знания. Все, что им нужно сделать, – это уснуть, а этот навык развит за тысячи ночей.