Читаем Тихая пристань полностью

Летузель. Тебе незнакомы азы финансового дела. Темный старик, разве тебе доступна поэзия, сказка подписанной и заверенной бумаги? Ты в жизни ничего не нюхал, кроме бумажной салфетки.

Киснет. У меня насморк, ничего не могу с ним поделать. Это мое всегдашнее проклятье. Любое дело у меня срывается из-за катара верхних дыхательных путей. Это на нервной почве, я тут ни при чем. И ничего смешного здесь нет, запомни! Но ты все-таки сказала правду: тебе не нужны деньги. Тебе нужно только представление о деньгах. В твоем возрасте и в этих стенах это услаждает тебе жизнь. А там, в мире, — всюду, от автобусной остановки до магазина и платной стоянки для машин, — нужна настоящая звонкая монета, иначе ты снова очутишься в «Тихой пристани» по прошествии очередных семидесяти лет. Куда девался мистер Летузель?

Летузель. А при чем тут это? Не отвлекайся.

Киснет. Мы играем. У нас уговор. Ты должна ответить. Ну, ладно. Сам скажу. Его никогда и не было. Всю жизнь ты просидела в старых девах на маленьком участке около железной дороги, а когда эти крысы провели национализацию, тебе ничего не оставалось, как отдаться в лапы Эхинокука.

Эльфик. Как всем нам.

Киснет. Бедняги. Бедные старички. Единственное ваше надежное достояние улетучилось за одну ночь, а если кто делал ставки посмелее…

Летузель. …те прогорали. Мне просто не везло, я тут ни при чем. И нечего смеяться надо мною!

Эльфик. По-моему, если она хочет называться миссис Летузель, это ее право. Раз ей так больше нравится. Просто форма вежливого обращения. Вам этого не понять, мистер Киснет.

Киснет. Ладно, чего там… По-моему, все ясно. Имеется ли среди нас хоть один человек, которому еще есть какой-то смысл желать омоложения?

Летузель. Уговор, уговор: а ты сам?

Киснет. Я думал, все знают: я отвергнут.

Летузель. А-а, ну конечно. И ты этому очень рад, гнусный могильщик. Настроил нас против нас же самих, так что нам поперек горла стало все пережитое. И доволен, да? Твоя взяла. Радуешься, словно опять мамину грудь теребишь. Ах, господи ты боже мой, наконец-то вы, мистер Киснет, получили власть!

Киснет. Уговор, уговор — признаю, это так.

Летузель. Вот и нет! Вовсе не так. Никакой у вас нет власти. Думаете — оттого что вы тявкаете и скалитесь и путаетесь у нас под ногами, значит, вы нас уговорили и мы все останемся в ваших годах, чтобы умереть за компанию с вами? Может, и умрем. Но не ради вас. Ну, хорошо, мы выслушали ваши речи, они подействовали. Да, мы унижены. Вы внушили нам страх. Перед вами жалкие черви. Дряхлые. Умирать не хотим. Да и жить дальше нет особенного желания. Вы только посмотрите на нас! Кому это нужно?

Киснет.

Да вроде — никому, хотя не знаю, к чему вы гнете.

Летузель. Разумеется, никому. Даже самому доктору наплевать. Даже ему, как бы мы его ни называли — наш боженька, жрец, главный врачеватель, великий хранитель тайн…

(Поет.)

Шляпу мы снимем и голову склоним,Царь наш небесный в лучистой коронестроит свой мир, и расчет его верен.Каждый из нас в этом мире измерен.Ты или я — все мы точно измерены!
На чертежах мы размечены строго.Будь я хоть поле, и будь ты хоть дерево,будь я хоть дом, или будь ты дорога.Хочет — разрушит он, хочет — построит,хочет — сожжет и сровняет с землею.Новые линии, новые числа:мы его славим, не требуя смысла.Мы покоряемся, плача, страдая,
как перед старцем, жена молодая.Все в нашей жизни — и горе, и счастье,смерть и бессмертие — все в его власти!

Вот оно, наше бессмертие, он его нам дарует, а мы его покорнейше возвращаем. Он — неоспоримый судья и опекун наших благ. Всего, что надежно, покойно, удобно. А кто-то говорил, что в прошлую субботу из-за него проиграли матч…

Горлопэн. Да… это правда…

Летузель. Будто на него понадеялись, а он пропустил мяч… Вернулся злой, ругался. Я знаю, сама слышала. Он всех подвел и извинялся, — говорю вам, я слышала!

Горлопэн. Совершенно верно. Я тоже слышал.

Летузель. Эхинокук — и извинялся! Униженно так просил прощения у капитана команды… Но все-таки, неразумные вы дети, мы все для него — дрянь, букашки. Он помыкает нами: «Извивайтесь, черви, извивайтесь!» — и думает, что нам ничего не осталось, как подчиняться!

Эльфик. Я не червь. Не червь! Меня зовут Генри Эльфик, я хожу на ногах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля
Стихотворения. Прощание. Трижды содрогнувшаяся земля

БВЛ — Серия 3. Книга 10(137). "Прощание" (1940) (перевод И. А. Горкиной и И. А. Горкина) — роман о корнях и истоках гитлеровского фашизма. Это роман большой реалистической силы. Необыкновенная тщательность изображения деталей быта и нравов, точность воплощения социальных характеров, блестящие зарисовки среды и обстановки, тонкие психологические характеристики — все это свидетельства реалистического мастерства писателя. "Трижды содрогнувшаяся земля" (перевод Г. Я. Снимщиковой) — небольшие рассказы о виденном, пережитом и наблюденном, о продуманном и прочувствованном, о пропущенном через "фильтры" ума и сердца.Стихотворения в переводе Е. Николаевской, В. Микушевича, А. Голембы, Л. Гинзбурга, Ю. Корнеева, В. Левика, С. Северцева, В. Инбер и др.Редакция стихотворных переводов Л. Гинзбурга.Вступительная статья и составление А. Дымшица.Примечания Г. Егоровой.Иллюстрации М. Туровского.

Иоганнес Роберт Бехер

Драматургия / Драматургия / Поэзия / Проза / Классическая проза