Это сказала долговязая женщина в юбке, кончавшейся огромным шлейфом. Голова ее была покрыта каким-то красным платком, а в руке она-держала палку. А может быть, палка и шлейф вместе были просто большой метлой, на которую она уселась верхом, а эта важная дама была обыкновенной Бабой Ягой?
«Как всем хочется казаться солидными людьми», — подумал Том. И все это соседство ему ужасно не нравилось. Ему даже показалось, что он забудет мелодию, не донесет до Нее.
— Пожалуйста, пустите меня. — взмолился он.
— Пустить?! Как же! Да мы все знаем про тебя. Ты из тех, кто полагает, что у света есть тайна. А наш Господин учит, что свет и тайна несовместимы. Тайна прячется во тьме, а свет наше¬го Правителя ее разоблачает. Он, видите ли, сочинил музыку. Да знаешь ли ты, что такое настоящая музыка, прославляющая нашего Владыку? Оркестр! — И Баба Яга взмахнула своей палкой, которая — Том мог бы поклясться в этом — была метлой и ничем другим.
И грянула музыка. Музыка?! Лязг. Грохот. Не лад, а разлад, не строй, а расстройство. Но какой грохот, какой натиск! Какая ярость!
Том почувствовал, что выдержать этого он не сможет. Эта «музыка» хлестала его, как бичом, сметала с земли. Он силился позвать Ее, но разве в этом громе можно было расслышать его голос?
Что же Она-то? Она! Разве Она не слышит, что здесь делается? Она ведь могла останавливать их на полуслове, на полузвуке.
Тома охватило отчаяние. Но… Господи, кто это сумел все прекратить? Снова тихо. Ти-хо…
Снова можно дышать. Да ведь, оказывается, целый день про-шел. На небе уже звезды. Вокруг деревья… Такие спокойные… В их душу, в их тайну никто не врывается. Она целехонька. Такая огромная, такая бездонная… Он огляделся. И тут увидел в темноте маленькое светящееся личико и расслышал с детства знакомую песенку:
— Помпончик!
— Он самый!
— Так что, ты можешь останавливать их, как Она и Оль?
— Выходит, что могу. А ты сам почему не можешь? Том пожал плечами и ответил:
— Наверное, потому, что ты что-то знаешь, а я еще нет. Мне казалось, что я столько узнал, но оказалось, что этого так мало!
— Ну да, ты еще не набрал тишины. Не посидел у костра с нашими братьями гномами.
— Не посидел.
— Ну так в чем же дело? Посиди.
И Том увидел костер в лесу. У костра, как всегда, сидели четыре гнома (а может, где-то прятался пятый? Так ему показалось). Время от времени гномы подбрасывали поленья в огонь. С ними говорить было нельзя. Он это знал. Они сами друг с другом не разговаривали. Только со звездами. Когда тишина будет такой полной, что можно будет расслышать звон со звезды, один из гномов ответит на своем особом языке, который понятен звездам, деревьям и еще очень тихому сердцу.
Звон со звезды. Вот он… Он действительно слышен. И — ответ первого гнома:
Одна струна… Он ее слышал сейчас. Звон ее длился и длился и как будто шел через него, Тома, через сердце…
А гном продолжал:
У Тома перехватывало дыхание. Он вдруг почувствовал, что огромное небо и самая маленькая звездочка так тесно связаны друг с другом… Маленькая звездочка или маленькое сердце. Или что-то еще меньше, самое незаметное — внутри этой огромности. И все мироздание зависит от чего-то самого незаметного… Он поднял глаза к небу, как гномы. И — снова звон со звезды. И — ответ второго:
Да, да, надо пройти через все небо. Это он уже понял. Чтобы дойти до чьего-то сердца, надо обнять всю эту огромность. Ему кажется, что он летит… Полет — кружение, полет — приближение к самому себе из такой дали! Так он был вдали от самого себя? И не знал этого?
И еще — звон со звезды. И голос третьего гнома: